|
|
«ПО СВОЕЙ ЗЕМЛЕ ХОЖУ» |
Глядя сегодня на нашу страну, нельзя представить, что мы были способны выиграть самую жестокую, массовую, механизированную войну в истории человечества. И не только выиграть, но укрепиться, утвердиться в качестве второй мировой державы. Жертвы?.. Да, к сожалению, жертвы... А еще что? Самопожертвование? Да, без этого бы победа не состоялась...
А еще что?..
В этих заметках о Великой Отечественной войне мне хотелось затронуть несколько вопросов, которые мучают и меня. На которые до сих пор отвечают по-разному и участники войны, и историки. Действительно, как, каким образом выстояла страна, не рассыпалась? Почему не сдался, не покорился, не отвернулся народ от государства ? Почему разрушительные идеи, которые выплеснул Гитлер и его мозговой центр на нас в 1941- 1945 годах, не сработали тогда, но нашли питательную среду сегодня и во многом получили практическое разрешение в конце XX века? Безусловного, исчерпывающего ответа история на это еще не дала...
Нет, не претендую на какую-либо завершенность и законченность заметок, просто хочу собрать воедино некоторые факты, взгляды, воспоминания.
Хотелось протянуть ниточки от своей детской памяти к грандиозной битве народов (в войне участвовало большинство государств мира).
Хотелось извлечь искру из встреч с людьми, творившими победу, знавшими реальную истину, бывшими вольными или невольными соучастниками или свидетелями поражений.
Хотелось сопоставить письменные источники, документы и реальные события, свидетельства простых людей и руководителей государства.
...Нет, я и сегодня не знаю ответов на многие вопросы о Войне. Не знаю, ибо лежат в могилах тысячи и миллионы свидетелей и участников. Они лежат в безмолвии, и холодом веет от их ложа. Встань они нынче из своих могил, сделай шаг в сегодняшнюю жизнь и вопроси у нас:
"Мы разбили врага!.. А вы?"
...Что ответим им?
Помню, как поразил меня в начале 70-х годов рассказ Ивана Стаднюка, приехавшего от Молотова. Бывший наркоминдел был тогда в опале. Не такой жестокой, как в 1957 году, сразу после беспомощного бунта единомышленников против Хрущева. Молотов жил в подмосковной элитарной Жуковке рядом с Ростроповичем, Сахаровым, Галиной Брежневой, ведущими академиками и боевитыми политиками. Его жуковские тропки пересекались с тропками опального Солженицына. Казалось, он хранил много нераскрытых тайн, и его слова, принимая различные оттенки, распространялись как среди тех, кто сочувствовал ему, так и тех, кто ожидал скорейшего ухода из жизни политиков старого образца. Мне же, историку, хотелось узнать побольше фактов, которые как бы сами проявят картину прошлого.
Иван Стаднюк писал роман об Отечественной войне и расспрашивал Молотова о тех первых трагических днях ее начала, которые до сих пор являются нашей раной. Все услышанное из уст бывшего наркома было интересно, но особенно меня поразил один эпизод...
22 июня 1941 года Молотову было предложено выступить по радио перед народом. Нарком поехал по улицам города на радиостанцию. Настроение было мрачное. Представляю ту картину по его рассказу.
Москва была залита июньским солнцем, на клумбах цвели сочные и душистые розы. Москвички в ярких цветастых крепдешиновых платьях были им под стать. Многие семьи шли в ЦПКиО имени Горького, в кино, на пригородные поезда, но никто не спешил. У тележек с мороженым толпились дети. Добродушные мороженщицы, положив на дно формы вафлю, накрывали ее ложкой сливочной массы и, нашлепнув другую вафлю, выталкивали кругляшок мороженого в руки счастливого карапуза. Мужчины сдували пену с кружек и, аппетитно причмокивая, прикладывались к светло-коричневому бочковому пиву. Женщины смеялись и тянули их в зеленые аллеи и к торговым палаткам, а дети - на карусели и к разноцветию резиновых шаров. Пахло вкусными шашлыками, жареными хлебцами и пирогами. Пахло духами и свежестью. Пахло летом, скошенной на лужайках травой, цветами. Было весело и светло, радостно и уютно. У скамеек, у ног прохожих копошились и подбирали крошки бойкие воробьи, не обращая внимания на суету людей.
Блестящие брызги фонтанов, зеленая листва деревьев, торжественно плывущие зонтики одуванчиков - все было красиво, просто, естественно и... потусторонне для едущего выступать наркома.
"Они не знают, а я знаю, - с горечью думал он. - Война..."
Когда он ехал обратно - все изменилось. Москва приблизилась к его состоянию. У пивных ларьков никого не было. Одиноко стояли и мороженщицы. Детей как бы сдуло с улиц. Цветы на клумбах поблекли, зелень потемнела, женские платья посерели. Солнце безжалостно жгло увядающие розы, фонтаны выбрасывали стальные иглы воды, разрезая пространство. Старые запахи исчезли, пахло железом, пылью, заводской гарью. По улицам спешили группы встревоженных, озабоченных людей.
Нахохлившиеся и ничего не понимавшие воробьи взлетали с земли и рассеивались по ветвям деревьев. Радость, еще недавно наполнявшая город, испарялась, иссушивалась, исчезала с улиц, из домов, с лиц. В воздухе разлилась напряженность, суровость и тревога. Какая-то невидимая сила отрезала, отсекла прежний мир от дня 22 июня 1941 года.
Началась война...
Что вдруг заставило недоброжелателей и недругов России заговорить о том, что Сталин и СССР готовили захват Германии и Европы и поэтому-то Гитлер, напав на Россию, упреждал коварные замыслы, спасая европейскую цивилизацию. Удивительно, но каждый раз, когда возникает широкомасштабный разговор о цивилизации, о приобщении к цивилизованному миру - жди жестокой и беспощадной атаки на Россию, ее культуру и историю. Бережно и услужливо массово изданный "Ледокол" теперь уже небезызвестного предателя Суворова (Резуна) художественно оформил теоретические оправдания оставшихся в живых гитлеровских военных и политических деятелей, стремящихся пристроиться в хвост "всемирной демократии" и "общечеловеческим ценностям".
"Война началась по вине Советов" - эту еще вчера, а тем более в 1945 году, кощунственную идейку, сегодня усиленно повторяют, навязывают, утверждают. И нет сомнения, что вскоре она станет господствующей и непререкаемой в западной и нашей "демоуслужливой" теоретической мысли, а затем и в общественном мнении. Да что там говорить, когда нередко можно слышать слова обвинения: "Зачем мы взяли Берлин? Надо было сдаться и жили бы мы сейчас, как в Западной Германии". Ну а что касается Запада, то почти 90 процентов опрошенных европейцев заявили после помпезного празднования высадки союзников в Нормандии, что войну в Германии вели Америка и Англия и они ее выиграли. Создается впечатление, что нынешняя наша администрация (пожалуй, это наиболее точное слово для тех, кто правит страной) не заинтересована в опровержении, в установлении истины, в отстаивании памяти миллионов погибших в боях. А если заинтересована, то где же тогда ноты, протесты, заявления-разъяснения, памятные записки, да просто интервью руководителей страны?
Почему никто не напомнил Германии в дни 50-летия Победы о жертвах, о сожженных наших городах и селах, о вывезенных от нас ценностях? Весь мир вспоминает и скорбит о погибших евреях, но почему молчит, да и не ведает, по вине наших МИДов, министерств культуры, "демократических" органов печати, о гибели и убиении жестокими варварами цивилизации десятков миллионов русских, миллионов украинцев, белорусов, сотен тысяч людей других народов СССР?
Почему опустошенная и изувеченная земля наша не получила ни капли того золотого дождя, который получил Израиль и который ей обещали Горбачев и Коль, подводя итоги Второй мировой войны?
Почему вдруг принимается безответственное и унизительное решение о передаче культурных ценностей: книг и рукописей в Готскую библиотеку, тогда как сотни и тысячи отечественных памятников культуры, вывезенных в Германию, не выявлены и сокрыты в тайниках, запасниках, которые никто не собирается раскрывать нам?
И все это оттого, что немцам Германии, совершившей одно из самых величайших преступлений в истории человечества, все прощается, чувство вины у них исчезает, а то и совсем исчезло, а русским и России его усиленно прививают. Посмотрите, как усиленно культивировался в США и на Западе тезис "империя зла", как его изящно приняли и трансформировали в вину России перед национальными окраинами и наша внутренняя "демократия", и национально-сепаратистские силы, как периодически возникают заклинания о неспособности русских трудиться, об отсутствии у них цивилизации, об их вековечной дикости и т. д.
И вот за такого рода утверждениями следуют шаги: развал державы, миллионы униженных и выброшенных за пределы нынешней страны соотечественников, развал экономики, междоусобная резня, планы по дальнейшему расчленению России, улюлюканье по поводу любого шага, связанного с развитием национального самосознания и культуры русских. И продолжает утверждаться мысль, что "на Россию следовало напасть, ибо она варварская, дикая страна и сама она готова всегда была напасть на Европу".
А следовало бы напомнить о действиях советской дипломатии, пытавшейся в 1937-1938 годах соединить усилия западных стран и СССР против фашистской Германии. Нам, людям старших поколений, хорошо известно, что именно там, на Западе, они продали, заложили, передали Чехословакию Гитлеру и слово "Мюнхен" стало символом предательства. Запад показывал своим перстом и дальше на Восток. Гитлер кивал. Нет, это ныне пытаются засыпать факты пеплом истории, и чешские правители даже и не вспоминают о предательстве своих нынешних патронов, - а что было тогда? Политика штука сложная, и тот, кто готовил капкан для других, попал в него сам. Так было и в 1939- 1940 годах. Франция рухнула. Англия готовилась к новому Дюнкерку. Европа была у ног нацизма. И в этот момент, посчитав, что пришел его час, Гитлер отдал приказ о нападении на Советский Союз. Он решил это еще в 1940 году после капитуляции Франции. И был даже уверен, что это будет не менее легкая и победоносная операция. Он заявил тогда Кейтелю в присутствии А. Шпеера: "Мы теперь показали, на что мы способны. Поверьте мне, Кейтель, после этого поход против России будет не более чем тактической игрой на ящике с песком".
Гитлер постоянно радовался, что вовремя напал на СССР. В записках Генри Пикера в ставке "Вервольф" под Винницей эти его слова воспроизведены не раз. 27.7.1942 г. Гитлер говорил: "И чем больше мы узнаем, что происходит в России при Советах, тем больше радуемся, что вовремя нанесли решительный удар. Ведь за ближайшие десять лет в СССР возникло бы множество промышленных центров, которые становились бы все более и более неприступными, и даже представить себе невозможно, каким вооружением обладали бы Советы, а Европа в то же время окончательно бы деградировала и, оказавшись совершенно беззащитной, превратилась бы в объект советской экспансии, направленной на установление мирового господства. И было бы глупо высмеивать стахановское движение. Вооружение Красной Армии наилучшее доказательство того, что с помощью этого движения удалось добиться необычайно больших успехов в деле воспитания русских рабочих с их особым складом ума и души.
К Сталину, безусловно, тоже надо относиться с должным уважением. В своем роде он просто гениальный тип. Его идеал - Чингис-хан и ему подобные, о них он знает буквально все, а его планы развития экономики настолько масштабны, что превзойти их могут лишь наши четырехлетние планы". ("Застольные разговоры Гитлера".- М., 1993, с. 451).
Гитлер решил напасть на Россию, пока она не укрепилась. При помощи тезиса о том, что Гитлер просто упредил агрессора, стараются успокоить общественное мнение Германии и стараются вытеснить вину из памяти. Образ страны-чудовища помогал пригасить чувство собственной вины.
Такой опасностью был встревожен лауреат Нобелевской премии Г. Бёлль, который писал, что публикации о преступлениях сталинизма "могут побудить граждан ФРГ отказаться от понимания ужасов собственной истории, прежде всего злодеяний, совершенных в России".
Однако здоровые силы немцев все-таки выступают против этого. У нас же благосклонно и, как всегда, массово издали "Ледокол" Суворова (каждый раз, когда издается русофобская книга, она издается массовым тиражом). Я уже писал, что книга Маркиза де Кюстина, пропитанная ядом русофобии, издана в период перестройки почти полумиллионным тиражом. Куда там Аксакову, Хомякову, Соловьеву и другим радетелям за Россию. В этот же период "Ледокол" издается в журнале "Звезда". О нем благосклонно пишет "демократическая" печать. Начинают готовить фильм, в научном журнале "Отечественная история" как-то "вовремя" появилась статья сотрудника Ведомства военно-исторических исследований И. Хофмана, который с полным набором научных атрибутов утверждал, что летом 1941 года Гитлер "имел последнюю возможность упредить другого агрессора".
Последние годы, оторопев от наглого американо-английского самовосхваления, от попыток вырвать Победу из рук России, очернить ее, русский человек выходит из летаргического сна западных прислужников "демократии"; проявляется желание самим во всем разобраться. Помните пушкинскую сцену в корчме из "Бориса Годунова", когда полуграмотный монах Варлаам в ответ на наглую ложь Гришки Отрепьева, переносящую на него свои приметы, что грозило повешеньем, вырвал бумагу у Гришки и твердо, неуступчиво воскликнул: "Постой уж, если дело дошло до шеи, то я прочитаю"? Ныне дело "дошло до шеи" и надо "прочитать" свою историю, как надо.
Положение чуть-чуть меняется. В том же журнале "Отечественная история" (№ 1, 1994 г.) появляется основательная статья, разоблачающая тех, кто хотел бы уравнять гитлеровскую Германию и Советский Союз и вполне оправдать фашистское нападение на нашу страну, как "превентивное", спасающее западную цивилизацию. В ней Александр Иванович Борозняк, профессор Уральского университета писал в ответ на восторженные отзывы "ученых" ФРГ по поводу книжонки Суворова, что эти утверждения продолжают звучать: "Как будто не было ни плана "Барбаросса", ни генеральной директивы "Ост", ни установок Гитлера о расширении "жизненного пространства на Востоке" и истреблении населения оккупированных стран". Он приводит высказывания немецкого историка Ю. Ферстера о том, что реализация плана "Барбаросса" явилась "военной кампанией, не похожей на предыдущие, это была тщательно подготовленная захватническая, историческая война", в основе которой - "симбиоз расчета и догмы, стратегии и идеологии, курса на мировое господство и расовой политики".
Солдаты и офицеры вермахта, облученные теорией нацизма, русофобией, убеждением, что они имеют дело с низшей расой, не терзались совестью. Таковой нету нынче и у тех, кто пытается принизить нашу победу, лишив наш народ Александра Матросова, Зои Космодемьянской, Георгия Жукова, тех, кто ставит на одну доску фашистскую Германию и Советский Союз, кто добровольно согласился с тем, что "цивилизация" имела право первой напасть на Россию.
(Точка зрения профессора Жухрая)
Итак, мы выяснили, что было ясно многие годы: Германия напала преднамеренно, все спланировав заранее, подготовившись к войне. Но встают не менее грозные и не менее мистические вопросы: "Были ли мы готовы к войне? Готовились ли? Почему обманулись в сроках? Кто виноват?" Почти вся историческая наука, публицисты, философы, особенно политиканствующая пресса, последние десятилетия, не особо утруждая себя анализом объективных фактов, утверждали: страна по вине Сталина и военнополитического руководства к войне не готовилась. По его вине страну постигла катастрофа и разгром в 1941 году.
Да, вину с них снимать нельзя. Но нельзя и не учитывать многих объективных явлений. Необходимо развернуть панораму всех фактов и событий. На мой взгляд, есть и другая заслуживающая внимания точка зрения, основанная на фактах, конечных результатах, документах, разумном осмыслении событий, а не на политических играх, не на конъюнктуре, связанной с тем или иным лидером, с идеологической программой партии, владеющей средствами печати и телевидения. Наиболее обобщенно, в последнее время, была изложена эта точка зрения в статье профессора В. Жухрая "Как это было в действительности" - о начальном периоде Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.
Мне хотелось бы представить ее читателям. И порассуждать вместе с ним.
Действительно, сравним войну Франции, Англии и Советского Союза с фашистской Германией. Готовилась ли Франция к войне с Германией? Готовилась, да еще как! И линия "Мажино", и танки, и самолеты, и отмобилизованная армия. Франция имела на 1 сентября 1939 года (начало войны) 2500 танков, а Германия 2000 танков, Франция и Англия имели 2276 самолетов, а Германия 3100, в тяжелой артиллерии Франция превосходила Германию. Франция имела 120 дивизий, Англия - 10, Польша - 40, Бельгия - 22, Голландия - 10. Итого 202, а у Германии - 103. Кто должен победить? Тот, у кого сил больше. Но вышло наоборот. Франция была разгромлена довольно быстро, так же, как Польша, Норвегия, Греция, Югославия. Так же как пали и склонили голову Чехословакия, Австрия, Дания. Европа лежала у ног Гитлера.
И в этот момент у нашей страны уже работала стратегия будущей Победы. Мы уже говорили о том, что советская дипломатия не позволила лицемерным западным политикам толкнуть Гитлера на войну против России. Сталин включил в состав СССР исторические территории Русского государства, обеспечив более высокую степень предохранения от внезапности, отодвинув границу вперед на Запад. Черчилль, который питал имперскую, классовую и просто зоологическую ненависть к России, в полной мере осознавал необходимость этих мер. Он в выступлении по радио 1 октября 1939 года сказал: "То, что русские армии должны были находиться на этой линии, было совершенно необходимо для безопасности России против немецкой угрозы. Во всяком случае с позиции защиты и создан Восточный фронт, на который нацистская Германия не осмеливалась напасть. Когда г-н фон Риббентроп был вызван на прошлой неделе в Москву, то это было сделано для того, чтобы он ознакомился с этим фактом и признал, что замыслам нацистов в отношении балтийских государств и Украины должен быть положен конец". ("Таймс", 2 окт. 1939 г. из книги Л. Лаврова "История одной капитуляции". С. 130).
Итак, почему же поражение или катастрофа? Аргументов несколько: Сталин не прислушался к разведке, не подтянул войска, не перевел на военные рельсы хозяйство. Рассмотрим их.
Да, к Сталину накануне войны поступали сведения о подготовке Германии к войне и о том, что она вот-вот нападет на Советский Союз. Сведения поступали от советского военно-морского атташе в Германии капитана первого ранга Михаила Воронцова. Получил он эти сведения от Черчилля. За две недели до нападения, как известно от английской разведки, Гитлер сообщил югославскому принцу-регенту, что нападение на СССР должно произойти 30 июня 1941 года. Ну, известно также, что сведения поступали от Рихарда Зорге, из других источников.
Профессор Жухрай говорит: И. В. Сталин вполне резонно поставил перед собой вопрос: А не слишком ли много сведений мы получаем об этом? Что в действительности скрывается за этими сведениями, можно ли им доверять? И эта "подозрительность" И. В. Сталина действительно оправдалась. И. В. Сталин сумел разгадать основной замысел гитлеровского плана "Барбаросса", план "молниеносной" войны фашистской Германии против Советского Союза. Суть этого гитлеровского плана "молниеносной" войны состояла в следующем.
Получив достоверные данные о сосредоточении германских войск на границе Советского Союза, Советское правительство должно будет, в свою очередь, не объявляя всеобщей мобилизации, сосредоточить основные наличные в то время у СССР вооруженные силы вдоль новых, фактически еще неукрепленных границ СССР, расположив свои самолеты и танки на аэродромах и танкодромах, на территориях, хорошо известных гитлеровцам, так как все оперативные карты польского генерального штаба, генеральных штабов бывших прибалтийских капиталистических государств - Литвы, Эстонии, Латвии - попали в их руки.
После сосредоточения основных вооруженных сил СССР на новых слабоукрепленных границах гитлеровцы осуществят внезапное нападение и тремя группами армий - Север, Центр и Юг, тремя танковыми клиньями под прикрытием фашистской авиации, захватившей господство в воздухе, прорвут советский фронт. При наличии более чем трехкратного превосходства в количестве танков и самолетов, при вооружении германской армии новейшей по тем временам военной техникой, когда основные вооруженные силы фашистской Германии были на практике обучены новым приемам ведения войны, имели двухлетний опыт ведения современных боевых операций, к тому же превосходили советские вооруженные силы СССР в количественном отношении (в июне 1941 г. 5,5 миллионам гитлеровцев противостояли 2 млн. 900 тыс. советских воинов), - удержать фронт невозможно. Прорвав фронт, гитлеровские войска окружают части Красной Армии, образуют огромный "котел", в котором и добивают окруженные регулярные части Красной Армии, как это они сделали во Франции.
Таким образом, будет одним молниеносным ударом покончено с регулярной Красной Армией, уничтожен ее основной костяк и Советскому правительству будет даже некуда призывать своих резервистов, оставшихся без кадрового командного состава.
Ошибочное же преждевременное разоружение оборонительных вооружений на бывшей старой советской границе дает все основания полагать, что после молниеносного уничтожения основных регулярных вооруженных сил СССР в приграничных районах страны, продвижение гитлеровских войск по территории СССР будет проходить более или менее беспрепятственно и война, таким образом, будет выиграна в несколько недель, в крайнем случае в несколько месяцев.
Не случайно в директиве по стратегическому развертыванию ОКХ № 21 от 31 января 1941 года, разъясняющей и дополняющей план "Барбаросса", была поставлена перед германскими вооруженными силами главная практическая задача при нападении на Советский Союз: "Операцию нужно вести таким образом, чтобы уничтожить находившуюся в западной России массу русских войск путем быстрейшего продвижения вперед ударных танковых групп и помешать отходу боеспособных войск в просторы русской территории". (Курсив мой. - В. Г.).
А вот что об этой главной задаче германских вооруженных сил при нападении на СССР записал в своем дневнике один из самых близких к Гитлеру фашистских деятелей Геббельс 15 июня 1941 г.: "Фюрер подробно объясняет мне положение. Наступление на Россию начнется как только закончится развертывание наших сил... Русские сосредоточились как раз на границе. Самое лучшее, на что мы можем рассчитывать, если бы они эшелонировались вглубь, то представляли бы большую опасность... Они располагают 150-200 дивизиями, может быть, немного меньше, но, во всяком случае, примерно столько же, сколько у нас. Но в отношении материальной силы они с нами вообще не могут сравниться. Мы не полемизируем в прессе, сохраняем полное молчание и в один прекрасный день просто наносим удар" (Ржевская Е. Берлин. Май 1945 г. Записки военного переводчика. - М., 1986. С. 57-58).
А вот что об основной идее плана "Барбаросса" писал маршал Жуков: "Однако очень скоро выяснилось, что в целом план "Барбаросса" оказался нереальным. Основной идеей этого плана было, как нам известно, окружить и уничтожить главные силы Красной Армии, расположенные в приграничных военных округах. Враг надеялся, что с потерей их Советскому Верховному Главнокомандованию нечем будет защищать Москву, Ленинград, Донбасс и Кавказ. Но эти задачи немецко-фашистскому командованию не удалось осуществить".
Как мы видим, И. В. Сталин совершенно правильно расценил полученные сведения о подготовке нападения Германии на СССР как искусно инспирированные гитлеровцами, разглядел "нордическую" хитрость гитлеровцев с целью:
- во-первых, в неблагоприятных условиях для Красной Армии добиться сосредоточения ее основных сил в приграничных округах, что дало бы возможность гитлеровцам одним ударом уничтожить Красную Армию и молниеносно выиграть войну. Сталин правильно понял, что авантюристическая ставка гитлеровцев на "молниеносную" войну не была случайностью. При всей своей политической ограниченности правящая клика фашистской Германии понимала временный характер своих военных преимуществ, понимала и то, что германская экономика в конечном итоге не выдержит затяжной войны против Советского Союза. Именно поэтому заправилы гитлеровской Германии поставили на карту все, чтобы рядом молниеносных ударов разбить Советскую Армию до того как развернутся ее главные силы и начнет на полную мощность действовать военно-экономический потенциал Советского Союза. 31 июля 1940 года на совещании в Бергхофе Гитлер заявил: "Россия должна быть ликвидирована... Операция только тогда будет иметь смысл, если мы одним ударом разгромим государство... Начало - май 1941 г. Срок для проведения операции - пять месяцев". (Самсонов А. М. Вторая мировая война. М.: Наука, 1985. С. 84).
Именно по этой причине гитлеровцы в первые дни с начала войны, не жалея сил, не считаясь с потерями (одерживая фактически, во многих случаях, пирровы победы), оголтело лезли вперед;
- во-вторых, вынудить Советское правительство еще до нападения Германии на СССР провести в нашей стране всеобщую мобилизацию, расценить ее как объявление войны Германии и свалить, таким образом, вину за развязывание войны на Советский Союз.
10 мая Сталин получил возможность убедиться, что он правильно разгадал замысел плана "Барбаросса", директивы ОКХ от 31 января 1941 г., ознакомившись с копиями, снятыми советским разведчиком с этих документов. Не случайно американский обершпион - бывший начальник американского разведывательного Управления США Аллен Даллес - в книге "Искусство разведки" писал: "Информация, которую добывали советские разведчики во время второй мировой войны, содействовала военным успехам Советов и представляла собой такого рода материал, который является предметом мечтаний для разведки любой страны". (Даллес А. Искусство разведки. М.: 1965.С. 112).
Как мы видим, вся гитлеровская стратегия "молниеносной" войны была построена на надежде и, в конечном счете, на авантюре, что Советский Союз еще до объявления всеобщей мобилизации в стране расположит свои имеющиеся регулярные войска у новых советских границ. Как мы видим, единственно правильным в этих условиях решением было не продвижение войск к новым советским границам, а организация глубоко эшелонированной обороны, рассредоточение советских войск на обширной территории до 4,5 тыс. километров по фронту и свыше 400 км в глубину. Только в этом случае можно было после нападения фашистской Германии на Советский Союз, проведя всеобщую мобилизацию и превратив страну в единый военный лагерь, сорвать гитлеровский план молниеносной войны, организовать активную стратегическую оборону и, ликвидировав преимущество гитлеровцев в самолетах и танках, в конечном счете выиграть войну.
Именно это и сделал Сталин.
В результате немецко-фашистские войска не смогли расчленить и окружить Красную Армию по частям у западных границ Советского Союза и гитлеровский план "молниеносной" войны был сорван.
Решение И. В. Сталина накануне войны, запретившего подводить основные вооруженные силы СССР к новым неукрепленным западным границам, приведшее, в конечном итоге, к разгрому фашистской Германии, ярко характеризует его как поистине ответственного стратега, серьезного политика и полководца, - пишет профессор Жухрай. Ведь даже в оперативном плане 1940 г., о котором упоминал Г. К. Жуков и который после уточнения действовал и в 1941 г., предусматривалось... "в случае угрозы войны: - сосредоточить и развернуть все отмобилизованные войска в районах западных границ, в соответствии с планом приграничных военных округов и главного военного командования".
Известно и то, что основные победы советские вооруженные силы начали одерживать именно после того, когда начал на полную мощность действовать военно-экономический потенциал Советского Союза и гитлеровцы потеряли свое основное преимущество - превосходство в количестве танков и самолетов.
Нельзя согласиться и с утверждениями, - писал профессор Жухрай, - что наши вооруженные силы накануне нападения фашистской Германии на Советский Союз, якобы, не были готовы к отражению немецко-фашистской агрессии. Правдивые факты говорят совсем о другом, о том, что наши вооруженные силы, в своем подавляющем большинстве, встретили нападение гитлеровских войск, несмотря на внезапность этого нападения, исключительно стойко и мужественно.
Начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Ф. Гальдер писал 24 июня 1941 г. (3-й день войны): "...Войска группы "Север" почти на всем фронте отражали сильные танковые контратаки противника".26 июня 1941 г. (пятый день войны): "Группа армий "Юг" медленно продвигается вперед, к сожалению, неся значительные потери. На стороне противника, действующего против группы армий "Юг", отмечается твердое и энергичное руководство".
29 июня 1941 г. (8-й день войны): "Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека, лишь местами сдаются в плен".
Под влиянием ряда успешных для Германии боев 3 июля 1941 г. в дневнике Гальдера появляется более чем оптимистическая запись: "Не будет преувеличением, если я скажу, что поход против России был выигран в течение 14 дней".
Но уже 11 июля 1941 г. (20-й день войны) от этого оптимизма не осталось и следа. "Командование противника, - записал в этот день Гальдер, - действует умело. Противник сражается ожесточенно и фанатически, танковые соединения понесли значительные потери в личном составе и материальной части. Войска устали..."
17 июля 1941 г. Гальдер записал: "Боевой состав наших соединений, действующих на фронте, резко сократился". К 14 июля 1941 г. из 2887 действующих на германско-советском фронте танков у гитлеровцев осталось 1700. С начала войны к 19 июля 1941 г. немецкая авиация потеряла более 1300 боевых самолетов.
Начальник же личной охраны Гитлера обергруппенфюрер СС Раттенхубер так охарактеризовал эти дни: 24 июля 1941 г. "Большевики не из трусливых". 1 июля 1941 г. "Русские сопротивляются сильнее, чем предполагалось вначале. Наши потери в людях и материальной части значительны... В общем происходят очень тяжелые бои. О "прогулке" не может быть и речи... Наши солдаты еле сопротивляются".
Как мы видим после реального анализа, повального бегства с поля боя в советских вооруженных силах не было. А ведь без предварительной хорошей подготовки страны к обороне этого сделать было бы просто невозможно. Бои в районах Минска, Киева, Смоленска, Ельни, Ленинграда, Одессы и Севастополя подготовили разгром немецких фашистов под Москвой, сорвали гитлеровский план "молниеносной" войны...
О дате нападения фашистской Германии на Советский Союз. Соответствует ли правде заявление Черчилля, которое он сделал по этому поводу в своих мемуарах?
"Во время одной из моих последних бесед со Сталиным, - писал Черчилль, - я сказал: "Лорд Бивербук сообщил мне, что во время его поездки в Москву в октябре 1941 года вы спросили его: что имел в виду Черчилль, когда заявил в парламенте, что он предупредил меня о готовящемся германском нападении?
Да, я действительно заявил это, - сказал я, имея в виду телеграмму, которую я отправил вам в апреле 1941 года. И я достал телеграмму, которую сэр Стаффорд Крипс доставил с запозданием. Когда телеграмма была прочитана и переведена Сталину, тот пожал плечами: "Я помню ее. Мне не нужно было никаких предупреждений. Я знал, что война начнется, но я думал, что мне удастся выиграть еще месяцев шесть или около этого". (Черчилль У. Вторая мировая война. Т.IV. С. 489).
О том, что воевать с фашистской Германией придется, сомнений у И. В. Сталина не было. Однако он действительно сомневался, что война начнется в июне 1941 года. Страна активно готовилась к обороне.
С. К. Тимошенко и начальник Генерального штаба К. А. Мерецков представили на обсуждение в Политбюро ЦК КПСС документ: "Соображение об основах стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза на Западе и Востоке на 1940- 1941 годы". В этом документе подчеркивалось, что наиболее вероятным противником на Западе являлась гитлеровская Германия, а на Востоке - империалистическая Япония. В дальнейшем этот план мобилизационного развертывания, на случай возникновения войны, корректировался и уточнялся под руководством нового начальника Генерального штаба Г. К. Жукова. В плане правильно оценивалась военнополитическая обстановка, верно определялись состав и группировка немецких войск и их возможных союзников - королевской Румынии, хортистской Венгрии, маннергеймовской Финляндии и фашистской Италии, направления вероятных главных ударов, группировка наших сил и средств на операционных направлениях. (Воспоминания маршала Советского Союза К. С. Москаленко).
В выступлении 5 мая 1941 года на приеме в Кремле выпускников военных академий И. В. Сталин предупредил присутствовавших в зале командармов Красной Армии и Военно-Морского Флота, что международная обстановка крайне напряженная, возможны всякие неожиданности, и что не исключено в самом скором времени нападение Германии на Советский Союз. И. В. Сталин призывал повысить бдительность и быть готовым к отражению любой агрессии. (Безымянский А. Особая папка "Барбаросса".- М., 1972. С. 303-304).
Подготовка к отражению агрессии проводилась на прочной экономической основе. В стране был создан могучий военно-промышленный потенциал. В связи с угрозой нападения фашистской Германии на Советский Союз проводилось спешное развертывание вооруженных сил нашей страны. За период с 1 января 1939 г. по 1 июня 1941 г. их штатная численность возросла почти в 2,8 раза. С сентября 1939 г. по июнь 1941 г. было развернуто 125 стрелковых и 25 авиационных дивизий. Началось формирование 29 механизированных корпусов, 27 артиллерийских полков и 10 артиллерийских противотанковых бригад Резерва Главного командования. Эти части в последующем сыграли очень большую роль в уничтожении гитлеровских танков. В конце мая 1941 года около 800 тысяч военнообязанных были призваны из запаса на учебные сборы. Была проведена, таким образом, скрытая частичная мобилизация.
Были ли у Сталина сомнения по поводу того, что нападение фашистской Германии на СССР произойдет именно 22 июня 1941 года?
Безусловно, такие сомнения были. Оставались эти сомнения и после того, как Сталин познакомился с содержанием плана "Барбаросса". Не случайно Г. К. Жуков в своих воспоминаниях писал об этих сомнениях у И. В. Сталина: "Правда, однажды он (Сталин - В. Ж.) сказал мне: "Нам один человек передает очень важные сведения о намерениях гитлеровского правительства, но у нас есть некоторые сомнения".
В чем же причина сомнений у И. В. Сталина, что нападение фашистской Германии на СССР произойдет именно 22 июня 1941 года? Их было несколько.
Во-первых, сведениям самой превосходной и преданной Родине разведки никогда нельзя доверять на все сто процентов, поскольку искусная дезинформация со стороны противников никогда не исключается. Фактов же, чтобы опасаться такого рода провокаций, как со стороны англо-американских правящих кругов, так и со стороны фашистской Германии у Сталина было в то время больше чем достаточно. Голубой мечтой англо-американских правящих кругов было нападение Германии на Советский Союз.
Во-вторых, фашистская Германия, как это ни парадоксально звучит, особенно для людей, не знакомых с секретами большой политики, была не готова к большой войне против Советского Союза в июне 1941 г. Более того, нападение фашистской Германии на Советский Союз в июне 1941 г. было равносильно для нее самоубийству.
Дело в том, что в плане "Барбаросса" имелись столь существенные дефекты и недостатки, что такому умудренному политику и экономисту (известно, что помимо военного аспекта война это еще и очень сложное экономическое явление), каким являлся И. В. Сталин, действительно трудно было поверить, что в этих условиях Гитлер решится (не ликвидировав хотя бы частично эти недостатки) напасть на СССР.
Фашистская Германия испытывала острую хроническую нужду в нефти, объективно имеющую решающее значение для ведения успешных боевых действий против вооруженных сил СССР.
Начальник отдела экономики и вооружения АКБ генерал Томас, весьма грамотный в экономическом отношении человек, еще 14 августа 1939 года в поданной на имя Гитлера докладной писал: "Скоротечная война и скоротечный мир - полнейшая иллюзия. Нападение на Польшу приведет к мировой войне, для ведения которой Германия не имеет ни сырья, ни продовольствия".
Однако Гитлер с мнением генерала Томаса не посчитался.
Не случайно наиважнейшая задача гитлеровских войск, после нападения на Советский Союз, состояла в захвате, любой ценой, советских нефтяных промыслов. Вот что об этой задаче писал генерал Гальдер: "19 ноября 1941 года Гитлер определил главную цель на 1942 год так: "Задачи на будущий год - в первую очередь Кавказ...". В директиве Гитлера № 41 от 5 апреля 1942 г. говорится: "...захватить нефтяные районы на Кавказе и перейти через Кавказский хребет".
1 июля 1942 г. на совещании командующих армейской группировки "Юг" в районе Полтавы Гитлер заявил, что если он не получит нефть Майкопа и Грозного, то должен будет покончить с этой войной.
В-третьих, фашистская Германия накануне нападения на СССР испытывала серьезную нехватку зерна и других видов продовольствия, что делало ее крайне уязвимой в войне. "В Германии, - записал в своем дневнике Геббельс, - очень плохо с продовольствием, предстоит еще снижение нормы на мясо... Итак, вперед! Богатые поля Украины манят".
В-четвертых, в Германии накануне нападения на СССР не хватало железнодорожных вагонов. 23 июня 1939 года на секретном заседании Совета начальник транспортного отдела германского Генерального штаба сухопутных войск полковник Рудольф Герке открыто заявил: "С точки зрения транспорта Германия к войне не готова". Положение это не изменилось и в июне 1941 г. Нехватка железнодорожных эшелонов стала ахиллесовой пятой гитлеровцев, особенно в ходе развернувшейся партизанской войны советского народа.
В-пятых, вступив в пределы такого, в общем-то северного, государства, как Россия, гитлеровцы даже не имели необходимых резервов зимнего обмундирования, надеясь "запастись" им после "молниеносного" разгрома советских вооруженных сил в России.
В-шестых, в плане "Барбаросса" имела место явная переоценка танковых частей и недооценка советской артиллерии, которая в конечном итоге в течение первых двух недель войны в основном и выбила более 50 процентов гитлеровских танков.
Однако гитлеровская команда не посчиталась с этими весьма важными и объективными недостатками плана "Барбаросса" и все же напала в июне 1941 г. на Советский Союз. Не выдерживают критики и утверждения ряда политических деятелей, литераторов и историков о том, что якобы в момент нападения фашистской Германии на СССР Сталин растерялся и долго не мог прийти в себя. Сталин - профессиональный политик, человек известного личного мужества и самообладания, который никогда никого и ничего не боялся.
Много раз мне приходилось встречаться с известным писателем Иваном Фотиевичем Стаднюком, выпускать его книги. Особые страсти разгорелись вокруг первой его книги - эпопеи "Война". Уже после того, как "хрущевская" объективная наука утрамбовала общественное мнение на предмет катастроф, связав их только с именем Сталина, писатель решил взглянуть на начало войны объективно.
Боже, что тут началось! В "Литературке", "Комсомолке", "Известиях". Издевательские статьи кликушествовали: "Может, добавить к "Войне" и "мир". "Куда в калашный ряд!" (То бишь, в стратегию!) Это было разрешено только Вадиму Кожевникову и Александру Чаковскому, а тут какой-то Фотиевич.
Но у Ивана Фотиевича был неоценимый опыт собственного участия в войне, в знаменитом Смоленском сражении, у него были в активе встречи со всеми великими полководцами: Жуковым, Коневым, Малиновским, с маршалами Еременко, Рокоссовским, Покрышкиным, с тысячами военных. И, скажем откровенно, ныне это самая объективная, самая достоверная и самая художественно-убедительная книга о начале войны. Он скрупулезно сидел над документами, материалами, картами. Да, однажды, зайдя к нему, я увидел карту октябрьских боев под Москвой, расчерченную синими и красными стрелами. "Вот повесил над головой и смотрю, размышляю, что думали они тогда, в самые тяжелые для Москвы дни, где была истина в этих картах, где фронт был уже прорван?" Рядом на кровати был прикреплен листочек с градусами. - Что это? - Это сводка погоды по дням за октябрь, ноябрь, декабрь. Гидрометцентр расстарался из исторических архивов.
- Ну, а по первым дням войны у вас тоже есть график?
- Да, до 3-го июля. Я знал каждый шаг Сталина.
- Вот говорят, что генералы хотели в первые дни войны Сталина устранить, ибо он ошибся в сроках начала войны. И чтобы политики не мешали военным.
- Ну, мне тоже эту версию рассказывали, и даже на первые главы "Войны" ссылаются. Когда в один из первых дней Сталин приехал с членами Политбюро в Генштаб и в резкой форме потребовал изменения положения на фронте, ему столь же резко ответили Жуков и Тимошенко.
- Вы пишете, что Жуков положил руку на телефон, а ведь внизу стояла охрана Генштаба?
- Нет, кажется, до этого генералы не дошли, хотя многие просчеты вправе были возлагать и на политиков.
Впоследствии я сам попытался прояснить ситуацию. Осторожно говорил с Жуковым, Молотовым, Коневым, Баграмяном, с адмиралом Кузнецовым и другими военными и политическими деятелями. Пожалуй, до "заговора генералов" дело в первые дни не дошло. Они имели основания быть недовольными, но осознавали, что без авторитета Сталина им с Гитлером справиться будет трудно.
Лишь адмирал Кузнецов нехотя сказал в конце: "А впрочем, от Жукова всего ждать можно было". Да, Жуков имел железную волю. Может, поэтому все послевоенные правители так боялись его и держали под строгим присмотром.
Что касается Сталина, то, по словам Поскребышева, он действительно заболел (возможно, это было нервно-психологическое потрясение), но уже к концу июня оправился, собрался и полностью включился в военно-политическую работу.
К каждому политику и государственному мужу история предъявляет свои претензии, она выносит им свои обвинения и в то же время проявляет в них то истинно значительное и великое, что остается в веках, она срывает с них маски, которые надевали они или эпоха! И показывает реальный лик.
Ивана Грозного она заклеймила за опричнину, но не могла не признать правильность его борьбы с интриганствующим боярством; Алексей Михайлович совершил великий акт соединения Украины и России, но не без его участия в духовно-церковной жизни России произошел катастрофический Раскол;
Петр Первый варварски сломал многие традиции и обычаи России, патриаршество, законопатил под Петербург сотни тысяч крепостных мужиков, но он же и внедрил технические и научные изобретения, разгромив Карла XII, возвратил России исторические земли Прибалтики; Екатерина II секуляризировала монастырские земли, вешала бунтовщиков-пугачевцев, нередко вела разгульный образ жизни, но была мудрой державницей: Новороссия, Крым, Западная Украина и Белоруссия, Аляска стали землями Российской империи; Александр I победоносно завершил Отечественную войну 1812 года в Париже, но подчинил потом политику России мрачному Священному Союзу монархов Европы; Николай II - тихий, богобоязненный правитель, обладал высоким семейным чувством, стал мучеником, но ему не хватило твердой воли и от его мягкости была проиграна Первая мировая война, раскололась великая держава, пала монархия.
Сталин несет историческую ответственность за раскулачивание, ГУЛАГи, выселение народов, гибель многих невинных, но в годы Великой Отечественной войны, если сохранять объективность, он проявил себя как великий стратег и полководец. Богу богово, кесарю кесарево...
В период Отечественной войны Красная, а затем Советская Армия, согласно официальной пропаганде тех лет, не знала поражений. Наши войска "отходили на заранее подготовленные позиции", "выравнивали линию фронта", а то и просто оставляли тот или иной населенный пункт безо всякого объяснения. Когда в сводках объявлялось о боях на новом направлении, опытные люди с горечью понимали: на старом оставлен город, который давал название прежнему направлению. Вопрос - была ли необходимость у политработников, у Верховного командования, Совинформбюро скрывать наше отступление, поражения? Наверное, была. Ведь и Гитлер впоследствии не трубил о своих поражениях, да и англичане не пытались раздуть катастрофу Дюнкерка, а американцы - Пирл-Харбора и Арденн. Ясно, что у солдат, у общества, у страны должна была быть уверенность в том, что отступления временные, армия собирает силы, командиры знают, что делают. Это потом, позднее, через годы, когда уже можно будет судить победителя, обнаружится, что путь к победе был иным, чем об этом говорилось в обнародованных документах, о которых и писать было бестактно в первые послевоенные годы упоения достигнутой победой, когда люди не хотели слышать ничего, кроме победной музыки, ибо именно великое чувство общенародной победы врачевало души и тела людей и обширные раны русской земли, нанесенные войной.
Противоречие между катастрофами и поражениями двух лет войны и победоносными годами ее завершения еще долгое время не укладывалось в общественном сознании в единое целое. Это с высоты сегодняшних дней Великая Отечественная война предстает как единое героико-драматическое историческое событие. Большое видится на расстоянии, великое и величайшее - тем более. Для любого же соприкоснувшегося с ней на почве личной судьбы война поворачивалась прежде всего трагической стороной.
Естественно, многое умалчивалось политиками, скрывалось официальной статистикой, было предметом торга с Западом. Удивительно, чем полнее складывалась из отдельных эпизодов общая грандиозная мозаичная картина, тем яснее проявились отдельные ее мозаичные элементы. В итоге, история войны стала затуманиваться с течением времени.
Вот тут-то и явились "новые" версии, гипотезы, догадки и толкования. Да к тому же на смену правящим верхам приходили другие верхи, которым надо было занять и укрепить свое место в военной истории и ослабить представление о предшественнике. Теоретики "победы" теснили теоретиков "поражения". На первое место выходили те или иные государственные личности, отступал простой человек, народ. Когда обличали культ личности, появились "окопная правда", "решающая помощь союзников"; исчезали "воля полководцев", "объективные обстоятельства", "историческая предопределенность". Подобные "курбеты" нелегко было соединить в своем сознании людям, в которых война сидела осколками памяти. Но этих людей с каждым годом становилось все меньше!
Нынче, когда для достижения политических целей можно по-всякому повернуть факты и по-другому оценить победу и поражения, невольно вспоминается фраза, сказанная, кажется, Маргарет Тэтчер, о том, что Россия - это страна с непредсказуемым прошлым. Да, в период сталинский мы почти ничего не знали о поражениях в войне и не объясняли, или, вернее, объясняли односторонне, почему мы отступали до Москвы и Сталинграда. Мы не знали о катастрофе на левобережье Украины в августе-сентябре 1941 года, глухо вспоминали о поражении на Западном фронте в первые месяцы войны, о двойном разгроме у Харькова в 1942-м и 1943 годах, о потере почти всей авиации в начале войны, мы не знали о стойкости немецких войск, не отдавших нам Демянск или дважды бравших Ростов.
Ныне появилось поколение политиков, которым очень важно низвести победу до ничего не значащей величины. Им надо доказать, что лишь помощь богатой и процветающей Америки спасла Россию от гибели. Они вроде бы низвергают Сталина и коммунизм, но на самом деле они метят в Россию. И поэтому один мой знакомый фронтовик безальтернативно и жестко сказал: "Я под этим красным знаменем шел в атаку под Сталинградом, был ранен в Белоруссии, брал Берлин. А они хотят вроде бы мне мою дореволюционную Родину вернуть и дать другое знамя. А это, что же, мне сжечь? Моих погибших побратимов, что воевали и погибли под ним, забыть?" Не хочет быть клятвопреступником и отступником старый воин. И это в традициях русской армии. И это в традициях нашего народа. Но в его же традициях не забывать и о поражениях. Вспомним, ведь "Слово о полку Игореве" написано отнюдь не о блестящей победе русских воинов. Это скорее своеобразное покаяние и эпопея о раздорах, распрях и гордыне русских князей. И, конечно, это поэтическое воспевание героизма, мужества, стойкости русских воинов. Помнили россияне и поражения Петра I под Нарвой, русских воинов в Крымской войне, Цусимскую катастрофу, крушение в Восточной Пруссии, в мазурских болотах.
Но Россия возрождалась - и во многом благодаря памяти о поражениях, а поражения, как ранение, напоминало ей, как бывалому воину, о необходимости быть бдительной и не повторить возможность для ранения.
Итак, будем помнить о поражениях! Будем чтить погибших героев! Будем помнить о жертвах! Будем знать все о наших потерях и утратах. А они начались с первых дней войны. В 1941 году было взято в плен 3,4 миллиона человек. Особо катастрофическим был удар по нашей авиации. В первые дни Красная Армия потеряла 2000 самолетов. Это было жестокое поражение для "сталинских соколов".
Жесточайшие поражения понесла Центральная группа войск. Закон войны диктовал: потерпевший поражение несет наказание. Генерал Павлов был расстрелян. Чего тут больше: перста божьего, неизбежности расплаты за провал, жестокости войны, попытки Верховного командования скрыть за этим свои просчеты? Все вместе, наверное.
В документах, опубликованных в сборнике "Неизвестная Россия" Московского городского объединения архивов, даны протоколы допросов бывшего командующего Западным фронтом, генерала армии, члена ВКП(б) Павлова Дмитрия Григорьевича. Боевой генерал, воевавший в гражданскую, получивший Героя Советского Союза за участие в боевых действиях в Испании, был на этих допросах мужествен и горько беспощаден к себе, но он же сообщил следователям о том, что в разговоре с наркомом в ночь 22-го сказал тому, что немцы снимают проволоку, непрерывно передвигают мехколонны.
Народный комиссар обороны ответил ему: "Вы будьте поспокойнее и не паникуйте, штаб соберите на всякий случай сегодня утром, может, что-нибудь и случится неприятное, но смотрите, ни на какую провокацию не идите! Если будут отдельные провокации - позвоните". Павлов на допросе вначале оговорил себя, сообщив, что он вместе с Уборевичем готовил до войны военно-государственный переворот. Потом же, когда начался суд, он отказался от наговора, объяснив его своим болезненным состоянием и стремлением ускорить суд.
Драматично его последнее слово перед расстрелом. Сокрушенный поражением, генерал не плакал, не молил о прощении. Он просит лишь изъять из приговора заключение о вражеской деятельности. В предсмертном слове он вносит вклад в новую стратегию войны: "...стрелковые дивизии в настоящее время являются недостаточными в борьбе с крупными танковыми частями противника. Количество пехотных дивизий не обеспечит победы над врагом. Надо немедленно организовывать новые противотанковые дивизии с новой материальной частью, которые и обеспечат победу". Павлов признал свою вину во многом. Самые последние слова его были: "Я прошу доложить нашему правительству, что в Западном особом фронте измены и предательства не было. Все работали с большим напряжением. Мы в данное время сидим на скамье подсудимых не потому, что совершили преступления в период военных действий, а потому, что недостаточно готовились в мирное время к этой войне". (Курсив мой.- В. Г.). По этой причине на скамью подсудимых могло бы сесть почти все военно-политическое руководство.
Другой символ поражения - генерал Кирпонос. В результате того, что в районе Лохвиц, Лубен в сентябре 1941 года замкнулись клещи танковых армий Гудериана и Бока, в окружение попала вся киевская группировка наших войск. Это был самый большой "котел" времен второй мировой войны, больше Сталинградского.
* * *
После войны жил и учился я недалеко от гоголевских мест в райцентре Комышня на Полтавщине. Помню, как предприняли мы, школьники, небольшой поход через станцию Сенчу в городок (тогда-то он нам казался ой каким городом!) Лохвицу. Мы хотели посмотреть, как там делался сахар на заводе, куда везли со всей округи "цукровый буряк". Это было в 1946 году. Вдоль дорог, а иногда посреди полей, стояли сожженные танки. Иногда это были немецкие, но чаще наши. Кое-где валялись остовы сгоревших машин. О сражении здесь говорили как-то глухо и невнятно. К вечеру мы оказались около темного леса. "То Шумейково, хлопцы, туда не ходите. Там полно мин!" - предупредил нас дед, что пас на обочине телят.
Ну да, "не ходите". Туда-то как раз и надо было мальчишкам военной поры, где мины. Когда мы подошли к роще, она показалась какой-то таинственной и зловещей, темноватой и сырой. Прокричала тоскливо ночная птица. Мы остановились. И из-за кустов, как бы дождавшись нас, вышел мужчина с ружьем. "Далеко ли собрались?" - негромко спросил он. Мы кивком показали вперед, давая понять, что идем в рощу. "Поворачивайте-ка, пока целы, а то вами СМЕРШ займется, тут все шмыгают, могилу Кирпоноса ищут". Мы молча повернулись и пошли обратно, хотя что такое СМЕРШ и не ведали. Так впервые я услышал эту фамилию - Кирпонос. Отец неохотно объяснил: "Командующий был в Киеве. Застрелился, говорят, тут где-то или в плен попал. Тут ведь было большое окружение наше во время войны, а Кирпонос не прорвался. Может быть, он и в плен попал. Только ты об этом не распространяйся. Мал еще"...
История же поражения такова.
Советское руководство считало в 1941 году, что немцы предпримут важный удар через Украину - богатые хлебом, железом стратегические районы СССР: Киев, Харьков, Донбасс. Этот фланг укреплялся. Туда двинули достаточно большое количество танков и другой техники. И хотя для немцев это не было главным направлением, фельдмаршал Рундштадт, командовавший группировкой "Юг", обязан был столь же молниеносно, как "Центр", продвигаться на Восток. Однако командующий Юго-Западным фронтом генерал армии Кирпонос умело маневрировал техникой, боевым составом и, отступая, сдерживал натиск врага, не давая ему разгромить основные силы. У Киева, который по плану "Барбаросса" должен был быть взят в июле, войска были остановлены. Началась его героическая оборона. Да, героическая, ибо по мужеству, самоотверженности, напряжению сил воинов и гражданских лиц она не уступала одесской и севастопольской.
Немцы к этому времени овладели Минском, Вильнюсом, Ригой, Смоленском. Гитлер, встретив сопротивление на центральном участке и в районе Киева, решил разгромить южную группу войск и уже оттуда расплющить Москву с центра и юга.
Бронированная махина Гудериана повернула с центрального направления (с направления на Москву) на юг, прошла через Брянщину, Черниговщину, Сумскую область. Захватив Чернигов, Бахмач, Конотоп, Нежин, отсекая армию Кирпоноса от основных сил, Гудериан вместе с наступавшими с юга, от днепровского плацдарма, танками генерал-полковника Клейста создали угрозу беспощадного окружения.
Кирпонос несколько раз радировал в Ставку и Сталину, просил оставить Киев, отвести войска и сохранить их. Ему не разрешали, понимая, что это изменит все стратегическое состояние фронтов. Ставка не увидела опасности грандиозного окружения. Кирпоносу поступала одна директива: "Во что бы то ни стало удержать Киев". И хотя отвод войск начался, было уже поздно.
15 сентября в районе Лохвицы и Лубен кольцо замкнулось. Отступавшие и оказавшиеся без горючего войска бросали боевую технику и попадали под беспощадный огонь танков Гудериана и Рундштедта. Огромный "котел" разрезали на три части, многие соединения мелким группами прорывались на Восток. Но, по подсчетам Гудериана, только пленными было взято 570 тысяч человек, захвачено много боевой техники, танков, орудий.
В балке Шумейково оказалось окруженным руководство фронтом. В "Справке комиссии главного управления кадров наркомата обороны от 11 января 1944 года" за подписью свидетелей офицеров значилось: "К 10.00 час. на 20 сентября с Востока и Северо-Востока перед рощей появилась группа немецких танков, развернулись фронтом и с ходу повели огонь по роще... Немецкие солдаты пошли в атаку на Шумейково... Несколько раз ходили наши войска в контратаки... Во время второй или третьей контратаки командующий фронтом Кирпонос был ранен пулей в левую ногу. С трудом спустившись в долину, командующий с усмешкой сказал: "Эх, не везет мне на левую ногу". Вражеские танки отсекали Шумейково. Огонь немецких пушек, минометов все усиливался. В 18.00-18.30 Кирпонос, Бурмистренко находились в роще, недалеко от родника. Вдруг возле членов Военного Совета разорвалась мина. Генерал-полковник Кирпонос схватил руками свою голову, накрытую каской. Осколки мины пробили командующему грудную клетку на уровне левого кармана кителя и левую часть спины. Раны оказались смертельными. Через полторы-две минуты Кирпонос умер".
Потерпевший поражение, да еще погибший первым, подвергается осуждению. Он, Кирпонос, не смог сказать своего последнего слова на суде, как Павлов, его долго вычеркивали из поминальных списков героев. Он сделал почти все, чтобы избежать разгрома. Но военная судьба не спасла ни его, ни его воинов. Надо было соизмерить все плюсы и минусы, принимая во внимание его усилия, его неудачи, неудачи Верховного главнокомандования. Было бы очень просто, как это делают многие нынешние историки, всю вину перевести на Сталина. Без сомнения, велики его просчеты, ошибки. Но если следовать такой логике, тогда и все победы, и конечный разгром немцев следует приписать лишь Сталину. А это не так, конечно. И каждый военачальник несет тут свою долю вины и имеет свою долю достижений в победе. Столь же подвержен холодному историческому анализу и Кирпонос.
Драма киевских армий завершилась. Наверное, это можно было бы считать самой большой победой гитлеровских войск во Второй мировой войне. Невосполнимы те потери ни тогда, в 1941-м, ни сейчас. Однако оборона Киева и это грандиозное трагическое сражение на левобережье Украины во многом спасли положение в центре. В словаре известного английского историка Томаса Бенфилда Харботла "Битвы мировой истории" по этому поводу написано: "Несмотря на тактический успех немцев, окружение под Киевом задержало немецкое наступление на Москву в критический момент" (статья "Киев, 2-я мировая война". С. 211).
Так в разноцветье салюта Победы мы должны увидеть жертвенные цвета погибших воинов Киевской группы войск.
* * *
И однако начало войны не уничтожило страну, не привело к гибели армию. Солдаты 41-го стали победителями 45-го.
Запомнилось мне при первом прочтении дневников К. Симонова, как не сразу он узнавал в 44-м и 45-м тех людей, с которыми встречался на дорогах войны в 41-м. Он писал:
"Может быть, это происходило еще и потому, что во второй половине войны люди, форсировавшие Днепр и Днестр, Неман и Вислу, Одер и Нейсе, сами неохотно возвращались в своих воспоминаниях к сорок первому году. И в нашей корреспондентской памяти часто как бы порознь существуют люди первых месяцев сорок первого года и люди конца войны - люди Висло-Одерской, Силезской, Померанской, Берлинской, Пражской операций. А между тем гораздо чаще, чем на это можно было надеяться, на поверку оказывалось, что те и другие - одни и те же люди!"
Автора не заподозришь в излишних симпатиях к сталинскому руководству и послевоенным командующим. Ведь набор его дневников под их давлением был рассыпан в "Новом мире" и не допущен в печать в "Воениздате". Вот тогда-то, в 70-е, и появился у нас в издательстве "Молодая гвардия" он - Константин Симонов. Был, как всегда, предупредителен, мягок, барствен, однако чувствовалось: внутренне напряжен.
Приход Симонова в издательство - не частое событие: пригласили фотографа, принесли чай, поставили коньяк. Он усмехнулся и, переждав, когда ушли все, кроме меня, негромко сказал: "Хотел вам предложить для печати свой дневник времен войны. - И, как бы упреждая вопрос, добавил: - Хочу, чтобы именно молодые знали, какая была война. - Помолчав, произнес: - Она была всякая... Сейчас, приводя в порядок дневники и расшифровывая их, долгое время в архивах возился. Сверяю какие-то данные или фамилии - и передо мной снова те дни. Читаешь в архивах донесения, доклады, телеграммы - и видишь, что все было еще тяжелей, невыносимей, чем тогда предполагалось. Но потом натыкаешься на утешительное донесение: подбили танки, захватили пленных, взяли штабные документы, сожгли немецкий самолет... Нет, далеко не так безнаказанно они шли, далеко не так безнадежно для нас все это выглядело, как старались изобразить".
...Наверное, и они, те, кто терпел поражения, могут спросить потомков: Мы выиграли войну... А вы?
Навязывая с маниакальной настойчивостью мысль о демоническом характере Советской России и русских, Гитлер мог апеллировать к общественному мнению Германии (если такое все еще существовало) и разнородным западным великодержавным (сей термин относится отнюдь не к России), империалистическим (а этот придуман отнюдь не Лениным), антикоммунистическим (тут была широкая панорама: от представителей крупного капитала, либеральных демократов вплоть до троцкистов и правых социал-демократов, конкретных политиков) и антирусским силам (этот фронт складывался на Западе на протяжении нескольких веков и передавался как эстафета от одного поколения к другому).
У Гитлера, конечно, была ненависть к коммунистической идеологии. В немалой степени он ненавидел ее как соперничающую в борьбе за власть над миллионами людей, за то, что она стала господствующей в России. А Россию и русских Гитлер ненавидел патологически. Эта ненависть передавалась в Германии от тевтонских псов-рыцарей, битого Салтыковым Фридриха Великого, от кайзера Вильгельма и немецких генералов, считавших, что после Брестского мира они должны были поглотить Россию, если бы не революция в Германии.
Гитлер генетически продолжил эстафету русоненавистничества, а его слова и идеи взяты на вооружение всем сегодняшним антирусским движением, какими бы они ни прикрывались гуманистическими, цивилизаторскими, общечеловеческими, коммерческими лозунгами, словами о правах человека и национальной независимости.
На одном из секретных совещаний Гитлер заявил:
"Надо взять у России все, что нам нужно... нужно разработать технику сокращения чужого населения. Кто может оспаривать мое право уничтожить миллионы людей низшей расы, которые размножаются как насекомые" (Тельпуховский. "Великая Отечественная война Советского Союза 1941-1945 гг.").
16 июля 1941 года на секретном совещании у Гитлера, где присутствовали Геринг, Борман, Розенберг и Кейтель, был окончательно одобрен план расчленения Советской России и включения в состав Германии Прибалтики, Белоруссии, Украины, Крыма, Кавказа и Поволжья. Первая часть гитлеровского плана была выполнена, правда, через 50 лет.
В "Двенадцати заповедях немцев на Востоке" от 1 июня 1941 года, которые распространяло гитлеровское верховное командование, говорилось: "Вы должны сознанием своего достоинства проводить самые жестокие и самые беспощадные меры, которые требует от вас государство". В записной книжке у убитого немецкого лейтенанта Густава Цигеля были обнаружены слова: "У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание - убивай всякого русского, советского, не останавливайся, старик перед тобой или женщина, девочка или мальчик. Убивай..." И они убивали. Убивали и грабили.
"Нужно всегда исходить из того, - говорил Гитлер, - что в первую очередь задача этих народов - обслужить нашу экономику. И поэтому мы должны стремиться извлечь из оккупации русских территорий все, что можно".
Как совпадает это с мыслями нынешних западных цивилизантов, с их устремлениями и практикой!
Вечером 11 марта 1942 года, готовя наступление на Сталинград и Кавказ, Гитлер развернул потрясающую картину управления Россией. Нужно, говорил он, "сделать все, чтобы эти народы находились на как можно более низком уровне культурного развития..."
"...Ни в коем случае не развивать там промышленность и администрацию, ибо чем примитивнее люди, тем более они воспринимают любые ограничения своей свободы как насилие над собой. К тому же наличие собственной государственной администрации дает им возможность в широких масштабах объединиться и при случае использовать эти структуры против нас".
"...Следует избегать создания единых церквей на более или менее обширных русских землях. В наших же интересах, чтобы в каждой деревне была своя собственная секта"(!)
Как успешно продвигаются вперед гитлеровские мысли сегодня!
"Даже если таким образом жители отдельных деревень станут, подобно неграм или индейцам, приверженцами магических культур, мы можем только приветствовать, поскольку тем самым разъединяющие тенденции в русском пространстве еще больше усилятся".
Нельзя не признать, что фюрер разработал плодотворные программы для нынешних "цивилизаторов". Чего стоит высказанная им тогда установка: "Ни один учитель не должен приходить к ним и тащить в школу их детей. Коли русские, украинцы, киргизы и пр. научатся читать и писать, нам это только повредит. Ибо таким образом более способные туземцы смогут приобщиться к некоторым историческим знаниям, а значит, и усвоят политические идеи, которые в любом случае хоть как-то будут направлены против нас".
Ах, вот откуда это сокращение школ, классов и учащихся нынче! А дальше это уже совсем классика современного телевидения, радио, танцевальных тусовок и занятого эфира.
"Гораздо лучше установить в каждой деревне репродуктор и таким образом сообщать людям новости и развлекать их, чем предоставлять им возможность самостоятельно усваивать политические, научные и другие знания. Только чтобы никому в голову не взбрело рассказывать по радио покоренным народам об их истории (да и не приходит, господин ефрейтор! - В. Г.). Музыка, музыка, ничего, кроме музыки. Ведь веселая музыка пробуждает в людях трудовой энтузиазм. И... люди могут позволять себе танцевать до упаду".
Ныне по всей России звучит музыка. Даже и не веселая, а просто громкая, беспощадная, бездушная. Даже и не музыка, а скорее оболванивающие звуки. Как был бы доволен фюрер!
Самую жестокую кару уготовил он русской столице - Москве.
"Город должен быть окружен так, чтобы ни один русский солдат, ни один житель - будь то мужчина или женщина или ребенок, не мог его покинуть. Всякую попытку выхода подавлять силой. Провести необходимые приготовления, чтобы Москва и ее окрестности с помощью огромных сооружений были затоплены водой. Там, где стоит сегодня Москва, должно возникнуть море, которое навсегда скроет от цивилизованного мира столицу русского народа ("Нюрнбергский процесс", 1957, том 1, с. 495).
Не лучшая участь ждала и Ленинград. "Для других городов, - говорил Гитлер, - должно действовать правило: перед их занятием они должны быть превращены в развалины артиллерийским огнем и воздушными налетами" (там же).
Странно, что этого не знал известный русский писатель Виктор Астафьев, предлагая сдать Ленинград немцам, чтобы не терять гражданское население, - или же это опять надежда на цивилизованную Европу?
Гитлер видел в СССР, в России лишь жизненное пространство для немецких колонистов. Извечный, по его мнению, конфликт между Германией и славянством делал Россию, независимо от ее устройства, постоянной угрозой немцам. (Ну что ж, эта мысль очень понятна многим нынешним правителям Запада).
"Славяне - неполноценная нация", - это его утверждение приводило к установке на уничтожение в России любых государственных структур, ведь "рабы не могут управлять!" Правда, его главный теоретик "по делам восточной политики" А. Розенберг видел нюансы и хотел воспользоваться различием наций для раскола Советского Союза. Он предложил изолировать Московию (этот термин часто употребляли и употребляют национал-галицийцы) в лесах и болотах северо-запада, окружив ее с помощью кордона нерусских наций (Украина, Прибалтика, Кавказ). Причем Розенберг добивался организации некоторых государственных самостоятельных структур, но под жестким контролем Германии. (Как был бы доволен этот стопроцентный нацист и ариец ныне!). Контроль, правда, устанавливается не Германией, а Америкой, но, как говорится в известном анекдоте, "яка гарна циль".
Результатом этой теоретической деятельности стали сожженные и уничтоженные древнейшие русские города Новгород, Киев, Смоленск, Псков, Брянск, Чернигов, Витебск. Осквернены сотни храмов, дом-музей Чайковского в Клину, Ясная Поляна, свергнуты и переплавлены многие памятники Отечества. Только чудо стремительного наступления спасло великий памятник тысячелетию России в Новгороде. Немецкие снаряды попали в Эрмитаж, в музеи Москвы. Подумаешь, чего церемониться, ведь это низшая раса! И грабили, грабили, грабили. Увозили тысячи картин, икон, других бесценных сокровищ. Кто ответит, где сейчас Янтарная комната и есть ли цена за восстановление древнейших фресок Киева и Новгорода? О неполноценности русских, их неумении работать, мыслить, о их нецивилизованности постоянно писали газеты, трубило радио, выходили теоретические труды. (Какие добросовестные последователи ныне в мире и "в этой стране" у гитлеровских русофобов").
Думаю, именно сейчас становится предельно ясно, что одним из самых ярых русофобов за всю историю был Гитлер. Его ждала Божия кара, его ждали разгром и смерть. И такая же Божия кара ждет и нынешних его последователей - за их ненависть, злость, клевету против России и русского народа.
Помню, как в Сибири, в Марьяновке под Омском, в нетопленой школе, где замерзали чернила, мы, первоклассники, в первую военную зиму выводили большими буквами, пером: "Наше дело правое!" Дышали на озябшие руки и дописывали: "Враг будет разбит, победа будет за нами!" Валентина Семеновна, наша строгая и седая учительница, проводившая на фронт сына (теперь-то я думаю, что ей навряд ли было больше сорока лет), увидев, что мы окончили писать, тоже подышала на руки и тихо сказала:
- А они там, в окопах, под открытым небом... Нам стало ещё холодней, а маленькая Вера Журавлева всхлипнула (ее старшего брата, десятиклассника Васю, только что, прямо из школы, проводили на фронт):
- Я ему варежки хотела дать свои, а он не взял.
- Ну вот давайте и обогреем их, - сказала Валентина Семеновна, - приносите завтра теплые вещи и, вообще, что у кого есть для фронта.
Я попросил у мамы варежки, она дала, подумала и достала с полатей валенки: "Дядя Боря воюет, придет, новые пимы купим". Я прихватил еще два куска мыла и с десяток конвертов. Утром в классе громоздилась гора теплых вещей: рукавиц, валенок, портянок и еще много всякой всячины. Кто-то принес даже полушубок.
Валентина Семеновна вместе с нами сложила вещи на салазки, и все мы гордо отправились на приемный пункт в райвоенкомат. Нам вручили документ: "Справка выдана 1 "а" классу в том, что он сдал 3 пары валенок, 1 полушубок, 10 пар портянок, 3 пары носков, 8 пар рукавиц, 12 кисетов, лезвия для бритья, конверты, бумага курительная, мыло хозяйственное (7 кусков), мыло туалетное (3 куска), карандаши 25 штук. Райвоенком".
У моего старшего брата была другая справка, выданная учащимся 3-го класса за сданные ими деньги в сумме 143 рубля на танк "Омский комсомолец". Она долго хранилась в коробочке с маминой медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне" и папиным орденом Великой Отечественной войны I степени.
Ручейками текла всенародная помощь на фронт. К зиме 1941 года было собрано для советских воинов 1 млн. 175 тысяч пар валенок, свыше 500 тысяч полушубков и свыше 4,5 миллиона других теплых вещей ("Правда", 9 января 1942 г.)
Уверен, что у очень немногих приставала к рукам эта "гуманитарная" помощь. Понятие было, что это для твоих же родных. Да и до расстрела было недолго.
Многим ли нынче придет в голову мысль: помочь государству восстановить страну, возродить ее промышленность? Да и для чего? Чтобы это принесло прибыль олигархам, обогатило прытких и юрких руководителей? Боюсь, что не откликнется народ наш, ибо наобманывали его в последние годы столько, что он часто не знает уже, где массовая ложь, а где спасительная истина. А народ советский откликнулся тогда, в суровые, смертельные дни, ибо понимал, что это для фронта, для спасения, для жизни милых и родных отцов, сыновей и дочерей, для бойцов Красной Армии.
Всего по стране к 21 мая 1942 года добровольные взносы составили 2282 миллиона рублей деньгами, 1905 миллионов рублей облигациями займов, 7740 килограммов серебра, 89,1 килограмма золота ("Правда", 2 апреля 1942 г.).
Конечно, не школьные копейки, которые собирали мы, составляли мощную народную копилку, отданную для фронта, для победы. И даже не поразившие тогда весь честной полунищий пролетарский и крестьянский мир сто тысяч рублей, которые вытащил из загашника саратовский колхозник Ферапонт Головатый.
Миллионы людей отдавали в общую реку пожертвований свои рубли, и они превысили несколько миллиардов. Тамбовские крестьяне первые собрали деньги на целую колонну танков и назвали ее "Тамбовский колхозник". Затем последовали "Московский колхозник", "Магнитогорский комсомолец", "Советские танкостроители", "От народов Узбекистана" и многие другие.
Да, поистине это был мининский народный порыв: "Заложим и жен наших..."'
Мне посчастливилось знать многих наших прославленных полководцев - исполинов Великой войны. Весь мир обязан им - Жукову, Коневу, Рокоссовскому, Василевскому, Малиновскому, Баграмяну, Чуйкову.
Я встречался с ними, работая директором молодежного издательства "Молодая гвардия". Вопреки постановлению ЦК, требовавшему "сосредоточить всю военную мемуарную литературу в Воениздате", мы печатали воспоминания генералов и адмиралов, солдат и политруков. Конечно, не забывая об основной своей задаче - открывать новые писательские имена. Мы впервые массовым тиражом издали В. Шукшина, В. Распутина, В. Белова, Н. Рубцова, М. Алексеева, И. Стаднюка. Всего выпускали 400 наименований книг общим тиражом 40 миллионов (говорят, теперь "Молодая гвардия" выпускает небольшим тиражом всего несколько книг в год).
Одна из встреч с титаном войны до сих пор стоит у меня в глазах, запечатлелась своей значительностью и смыслом.
...Мне как директору комсомольского издательства поручили подготовить приветственный адрес к 70-летию Георгия Жукова. Само высокое комсомольское начальство приветствовать маршала не решилось - бывший военачальник был еще в опале. Правда, его не опасались, как при Сталине, вряд ли постаревший полководец годился в 70-е годы на роль главы государства, не боялись, как при Хрущеве, тщедушный авторитет которого мерк под сиянием маршальской звезды Георгия Константиновича. Но и в 70-е годы при в общем-то уважительном отношении к воинам Великой Отечественной наверху пытались переписывать ее историю. В лучах Малой земли как-то поблекли Сталинград, Курск, Берлин. Смешно сказать - пока не появилось в книге воспоминаний Г. К. Жукова упоминания о том, как он встретился с политкомиссаром 18-й армии (будущим Генеральным секретарем), - власть не переставала смотреть с опаской на опального командующего. Но народная память отнюдь не отдала своего полководца в огранку и шлифовку политическим каменотесам и идеологическим шлифовщикам. Она считала его Георгием Спасителем, поразившим фашистского змия.
Мы приехали на подмосковную дачу в Архангельском после посещения маршала друзьями-военачальниками. Георгий Константинович уже переодевался в домашнюю одежду, но когда адъютант доложил, что пришли комсомольцы, он снова надел мундир с орденами, наглухо застегнул его и вышел в просторную приемную. Пожал руки, зорко просветил внимательным взглядом и указал на стулья. Садимся почему-то на краешек. Он тоже садится, но плотно и как-то скульптурно. Встает Сурен Арутюнян (он отвечал в комсомоле за военно-патриотическую работу), прерывающимся голосом зачитывает наверняка выверенный во многих отделах ЦК партии адрес. Маршал кивает головой в тех местах, где говорится о его участии в различных битвах. Сурен закончил читать. Жуков молчал, как бы ожидая еще каких-то недосказанных слов... Я-от издательства - вручаю книгу отечественной поэзии "О, русская земля!" и впервые собранный в один том "Тихий Дон" Михаила Шолохова. Глаза Георгия Константиновича оживились, а кончики губ улыбнулись при взгляде на эпическую книгу. "Любимый писатель. Дружу с ним". Потом положил руку на многострадальную поэтическую антологию: "А патриотическая литература нам очень помогала во время войны".
Книгу "О, русская земля!" - за "шовинизм и русофильство" - топтали в прессе, критиковали в агитпропе, обличали в докладах ныне известные демократы. Грозно указывал на отсутствие классовых ориентиров А. Н. Яковлев. А вот великий полководец, оказывается, ценил патриотическую литературу, даже рассматривал ее как "стратегический фактор". Затем была беседа. О генеральном штабе, о перемещениях с фронта на фронт, о немецких генералах, о нашей технике. Я поинтересовался: действительно ли Жуков смещал Ворошилова на Ленинградском фронте так, как описано в "Блокаде" Чаковского. То есть как новый командующий, прибывший спецрейсом и довольно бесцеремонно попросивший Ворошилова освободить кресло. Жуков хмыкнул: "Ну, писатель там много наворочал. Я летел, конечно, спецрейсом, без приказа о назначении командующим. - И тут же разъяснил эту суровую логику: - Если немцы собьют, то только генерала, а не командующего фронтом. А в Ленинграде все тоже было по-другому. Я же не мог Клима пинком выгонять. Он же первый маршал все-таки". Хотелось знать многое, но Георгий Константинович, наверное, уставал, обернулся, ища кого-то взглядом, а я решился задать еще один, возможно, и сакраментальный вопрос:
- Георгий Константинович, все читал, знаю все объяснения из учебников, но скажите, пожалуйста, почему все-таки мы победили?
Сурен и Витя Байбиков, инструктор военного отдела, посмотрели на меня с удивлением и опаской. А Жуков развернулся, снова фундаментально сел и с пониманием кивнул:
- Ну да. Регулярный солдат у них пол-Европы прошел, победы нюхал. Офицеры немецкие - каста военная. Выделялись. Генералы со времен Первой мировой стратегию разрабатывали. Мы по учебникам Мольтке, Клаузевица ее изучали. Техника у них первоклассная. В начале войны нашу превосходила.
Маршал поднял голову вверх, что-то вспоминая, и как-то приподнято, даже торжественно закончил:
- Мы победили потому, что у нас был лучший молодой солдат. И, видя некоторое недоумение на наших лицах, продолжил:
- Да, когда война пошла вовсю, когда мельница заработала, все решил молодой, обученный, идеологически подготовленный солдат.
Вспомнились эти безусые мальчишки, мой дядя Боря, который перед уходом на фронт гордо повесил на гимнастерку значки ГТО, ГСО, Осоавиахима, ВС (ворошиловский стрелок). Он все умел, мой двадцатилетний дядя, как и миллионы его сверстников. Их-то наверняка и имел в виду прославленный маршал, обращая взор к пороховым дымам Москвы, Сталинграда и Ленинграда, тяжелым, смертельно опасным дням тех лет.
...В 1978 году после операции я проходил реабилитацию в подмосковном санатории. Выхожу из номера, медленно продвигаюсь, из швов только что выдернули нитки. Больно. По коврам коридора рядом со мной идет чрезвычайно знакомый человек. Кожа его лица до блеска выбрита. Она прозрачна и по-детски розова. На голове шляпа, почти котелок, в руках трость. Короткий черный плащ, подстриженные усы. Постойте! Это же Молотов! Да, этот легендарный, почти мифический соратник правителя державы, за плечами которого победы, драмы, трагедии.
Рискую познакомиться. Отвечает: "Знаю ваше издательство "Молодую гвардию". Что нового выпустили?" Бывший нарком, оказывается, читал Распутина, Чаковского, Кочетова. Шукшин не понравился. "Почему?" - "Незаконно расправился с преступниками". Это уже скорее фильм "Калина красная". Да и забота о законности в его устах занимательно звучит. Но меня интересует другое:
- Вячеслав Михайлович, как вам удалось связать в единый узел Черчилля, Рузвельта, Сталина?
Останавливаемся. (Мы шли уже по осенней аллее.) Строго посмотрел.
- Сталина ни с кем не свяжешь. Он сам связывал. Наверное, в 42-м все решилось. Я полетел к союзникам - в Англию и США. Черчилль вначале договор с нами не подписывал - из-за Прибалтики. Я к Рузвельту полетел. Резиновые лодки в самолете поставили - чтобы, если собьют, могли держаться на воде. Рузвельт понимал решающую роль России и наши новые западные границы признал. Он-то и дал согласие открыть второй фронт в Европе в 1942 году, несмотря на возражения Маршалла и Черчилля. Нам было важно хотя бы принципиальное согласие получить...
- А если бы они открыли второй фронт в 1942-м или даже в 1943 году?
- Ну, в 42-м они открыть не могли. Кстати, они еще и обижались, когда мы говорили "второй фронт". Второй - значит, второстепенный.
- А разве не так?
- Да, конечно, так.
Короткий поклон - и вот прямой, как палка, четко ступая по гравию, Молотов удаляется в глубь санаторного парка. Сколько тайн дипломатии жесткой военной поры уносил он с собой?
Перед этой памятной встречей в 1969 году мне пришлось побывать в цитадели подготовки американских дипломатов - Джорджтаунском университете в Вашингтоне (типа нашего МГИМО). Шел семинар о будущем атлантизма. Европейские представители со смертельным ужасом взывали к США: "Не покидайте Европу!" Мы, гордые представители КМО СССР (комитета молодежных организаций), предвещали крах политики разделения мира на блоки. В общем-то, так оно и получилось, но "не с той стороны", откуда мы предполагали. Американцы вели войну во Вьетнаме и внимательно прислушивались. Конференция блистала именами: Аверел Гарриман, Джон Фулбрайт, Роберт Кеннеди, вождь левых радикалов Альфред Дучке, сенаторы, конгрессмены, профессора. Один из сенаторов в ответ на пламенные обвинения яростной чешки в том, что США не. пошевелили пальцем, чтобы советские танки не вошли в Прагу в 1968 году, снисходительно сказал:
"Но ведь и Советы не препятствовали нам, когда мы высадили войска в Гватемале. Мы, конечно, осуждаем их, - сказал далее американский политик, - но мир разделен на сферы влияния".
В перерыве он демонстративно подошел, поздоровался, взял меня под руку и, прогуливаясь по коридорам, не без провокации сказал: "Как они, наверное, вам надоели, эти чехи, румыны, венгры".
Когда я выдернул руку, он успокаивающе закончил: "Да вы не думайте, бельгийцы, голландцы, люксембуржцы ничем не лучше. Но мы же их терпим. В политике должна быть своя доля цинизма". Видя, что я снова напрягся, уточнил: "Ну, назовем это реализмом. Разве нам в 1941-м и 1942 году не было ясно, что вы наш экономический и политический противник? Но мы же пошли на союз с вами, потому что речь шла о нашей жизни или смерти". Потом он, не дав сказать ни слова, вдруг перескочил на другое: "И зачем мы ввязались в этот Вьетнам? - Вздохнул, хлопнул меня по плечу, захохотал и громко сказал: - Ну, а мы вас тоже втравим в какую-нибудь Азию".
Думаю, что во время войны и во главе советской внешней политики стояло немало трезвых, реалистичных, холодных разумом и преданных государству людей. Один из крупных американских специалистов в области внешней политики, профессор школы международных проблем университета Джона Гопкинса Войтех Мастны в книге "Путь России в холодной войне" писал: "...Надо учесть сложную взаимосвязь между военной стратегией Москвы, ее дипломатией и руководством международным коммунизмом. Во время войны решающее слово было за военной мощью... Чтобы компенсировать недостаток военной мощи, русские во время войны отводили большую роль дипломатии. Хотя дипломаты ценятся довольно низко в советской иерархии, сам Сталин пользовался среди них высокой репутацией как специалист в их области" (стр. 13).
Да, СССР в то смертельное время отводил дипломатии большую роль, и в ее действиях был самый высокий градус служения Отечеству. Не отдать - во имя займов, поставок, улыбок, а приобрести или, по крайней мере, не потерять что-либо для страны - таков был принцип. В 1942 году на кон была поставлена тысячелетняя история России. Было ясно, что победить Германию в одиночку Советский Союз еще не мог. Но и объединить в единый фронт СССР, США, Англию не удавалось. Сталин стремился к этому, к этому двигался Рузвельт. Черчилль испытывал противоречивые чувства.
И тем не менее к 1 января 1942 года 26 государств (среди них США, СССР, Англия, Китай, Австрия, Канада, ЮАС и др.) подписали декларацию о совместной борьбе против стран Берлинского пакта - Германии, Италии, Японии. Это сыграло очень серьезную роль - теперь фашистской Германии и ее союзникам противостояли не разрозненные государства, а Союз наций. И это уже была большая моральная победа как советской, так и американской дипломатии. Доверие к Союзу расширилось. Если в 1941 году СССР имел дипломатические отношения с 25 государствами, то весной 1942 года - уже с 34.
Нарком иностранных дел Вячеслав Молотов постоянно настаивал тогда на заключении особого договора о совместном ведении войны с Германией. Английская дипломатия, никогда не любившая брать на себя конкретные обязательства, отказывалась от четких формулировок. Тем не менее к маю 1942 года переговоры завершились. Американцы сознавали значение гигантской битвы в России для собственной будущности. В июне 1942 года в беседе с министром финансов Моргентау Ф. Рузвельт говорил: "В целом ответ на вопрос: выиграем мы войну или проиграем, - зависит от русских. Если русские смогут продержаться это лето и будут сковывать в боях три с половиной миллиона немцев, то мы определенно сможем одержать победу". Он с пониманием отнесся к позиции СССР по поводу западных границ. 12 марта Рузвельт сообщил советскому послу в Вашингтоне, что, по существу, у него нет никаких расхождений с Советским правительством по вопросу о западных границах и он "не предвидит никаких затруднений в связи с желательными Советскому Союзу границами после войны"(!).
Англия тоже вынуждена была согласиться с этим. 13 апреля 1942 года министр иностранных дел А. Иден сообщил, что Великобритания проявит полное внимание "к желанию СССР восстановить свои границы, нарушенные гитлеровской агрессией". Это была великая победа нашей дипломатии. Перед лицом жестокого врага, оккупировавшего чуть ли не половину европейской России, была признана историческая миссия нашей державы. Согласитесь, что это абсолютно другое, чем нынешнее, понимание национальной политики, когда в момент смертельной схватки с агрессивно-жестоким врагом на переговорах с союзниками отстаивались национальные интересы, а не шла торговля настоящим и будущим страны за счет территорий, ресурсов, людей.
26 мая 1942 года был подписан советско-английский договор о союзе в войне против гитлеровской Германии и взаимной помощи после войны.
29 мая нарком Молотов прибыл в Вашингтон. Там же и состоялся обмен мнениями о послевоенном устройстве Европы и мира, о разоружении агрессоров, о контроле над промышленностью Германии и Японии, о дальнейших поставках по ленд-лизу. Да, это была выдающаяся дипломатическая победа, это было фактическое создание антифашистской, антигерманской коалиции, к которой присоединились и другие народы. Она хоть и со скрипом, но начинала работать...
Правда, еще неизвестный миру будущий вицепрезидент США, сенатор Гарри Трумэн цинично провозглашал: если мы увидим, что побеждает Германия, мы должны помогать России, а если увидим, что побеждает Россия, то следует помогать Германии. (А Черчилль на совещании английских высших офицеров в Триполи сказал: "Я хотел бы видеть германскую армию в могиле, а Россию на операционном столе"). Рузвельт, однако, был более прозорлив и прагматичен, он видел спасенье Америки лишь в союзе с Россией. Широко открыл сердце русским американский народ. Нас любили тогда в Америке, и любили искренне, увидев в нас спасителей. Но благодарность не остается, к сожалению, вечным чувством.
Образы истории, герои старой Руси, ее полководцы и ее символы вдруг снова ожили, шагнули в конце 30-х на экраны, обозначились на живописных полотнах, возникли на страницах художественных произведений. И вдруг оказалось, что не только беспросветная темнота, гнусность правителей, беспощадность "дворянской" культуры были характерны для дореволюционной России. Александр Невский, Петр Первый, Александр Суворов, Дмитрий Донской - великие и достойные предки - оказались необходимы обществу, строю, Отечеству.
Стало очевидным: народ ждал их нового пришествия, гордился ими. "Неистовые ревнители" революции, ряды которых поредели, ибо многие из них в 30-е годы оказались в тех местах, которые уготовили они в 20-е русской интеллигенции, священнослужителям и крестьянству, возроптали, - но не сильно. Здравый смысл подсказывал им, что спасти их от уничтожения фашизмом сможет только русский человек, народы Советского Союза. Они возмущались воскрешением русской истории, но втихомолку, и никто не отважился назвать "этот народ" за его любовь к Отечеству "красно-коричневым", ибо тогда они искали в нем спасенье.
С первых недель войны Сталин и руководство страны ощутили острейшую необходимость в новой стратегии войны, выживания, в новых доктринах. Только удесятерив силу сопротивления, можно было остановить врага. Надо было искать резервы - человеческие и военно-стратегические, надо было взывать к национальным глубинам, доселе неведомым марксизму. Сталин и его окружение (скорее других Щербаков, Молотов, Жданов) поняли, что не может быть и речи о революционной, классовой, пролетарской войне, идет война на собственной территории, и она должна быть осмыслена как отечественная, народная - значит, по представлениям народа, священная.
Недаром фактическим гимном стала вдохновляющая народ песня:
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой!
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!
И как заповеди входили в народное сознание ее слова:
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна,
Идет война народная,
Священная война.
Красные дьяволята - неуловимые мстители, планетарные революционеры, мопровцы, коммуноэровцы отступили на дальний план. Из седых времен вышли и встали рядом со своим народом Александр Невский, Дмитрий Донской, Минин и Пожарский, Александр Суворов и Михаил Кутузов.
В апреле 1942 года повсюду отмечали 700-летие знаменитой битвы на Чудском озере. В этом самом суровом году войны патриотизм стал главной силой и опорой в борьбе, решающим ее фактором. Сталину стало ясно, что войну можно выиграть, лишь объединив народы патриотизмом.
***
Экскурсовод на выставке Павла Корина рассказывал, что пришедший на первую массовую выставку Корина старый, потертый жизнью человек долго стоял перед картиной Павла Дмитриевича и потом поведал ему приблизительно такую историю:
- Во время войны, в перерывах между боями, меня "отзывали" из окопов, чтобы нарисовал какой-нибудь лозунг. В боях под Новгородом меня разыскал в боевых порядках сам дивизионный политрук и приказал немедленно прибыть в штаб дивизии. Я перетрухнул - перед этим в окопах обругал своих командиров.
В штабе пять таких же замызганных окопников с молчаливым нетерпением ждали приказа. Вышел какой-то командир и, хмуро взглянул на бойцов, коротко спросил: "Художники?" Все промолчали. Но он, не переспрашивая, достал из кармана открытку и положил перед нами. "Вот, завтра чтобы к утру нарисовать... Александр Невский". На открытке была знаменитая картина Павла Корина, которую окопным художникам надо было воспроизвести. "Высота десять метроь. Краски вон там. Бойцы помогут".
В каком-то полуразрушенном бараке, разогревая на плите краски, мы сколотили подрамник, натянули уже кем-то загрунтованный холст, наметили контуры и всю ночь писали. К утру, разрушив стенку, мы вынесли на обозрение свой труд. Политрук вышел, посмотрел, велел поставить портрет, отошел. Потом подошел к каждому из нас, пожал руку, велел налить по сто граммов. К полудню мы уже были в своих частях, которые выстраивались для движения на Новгород. Надрывно двигались машины, артиллерия, кряхтели танки, а по обочинам устало топала пехота. И вдруг почувствовали, что впереди что-то изменилось: машины ровно загудели, выровнялись танки, четче зашагали пехотинцы. На пригорке, подпертый бревнами, стоял десятиметровый Александр Невский. Наш ротный отдал команду: "Равнение направо. Четче шаг!" И сам поднес руку к каске. Мы прошли мимо сурово глядевшего на нас и опирающегося на меч князя. Ветер бил в лицо, мела поземка, у меня навернулись слезы. У портрета, отдавая честь проходившим, стояли командиры - наверное, никогда они не чувствовали себя так уверенно, как в тот зимний день под сенью Святого благоверного князя.
Во время экскурсии по выставке Павла Дмитриевича Корина, у его потрясающих полотен, которые должны были составить эпическую картину "Русь уходящая", я услышал из уст чернобородого, с горящими, как уголья, глазами экскурсовода то ли легенду, то ли быль о том, как в первый день войны Сталин посетил митрополита Сергия и обратился к нему с вопросом: что будет? Священник помолчал и сказал: "Наше святое дело правое". Потом была долгая беседа о вере и о неправедных гонениях на церковь. Сталин все выслушал и попрощался. Сергий перекрестил его и сказал: "Путь вдохновляет Вас образ наших святых предков. Пусть осенит Вас святой Александр Невский, который сказал: "Кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет!"
Мне не удалось проверить истинность этого рассказа, но то, что Сталин почувствовал в церкви, в православии, основу русского человека, способного остановить фашизм, - это безусловно. Да и прозвучавшие скоро слова, обращенные к "братьям и сестрам", о нашем "правом деле", о "великих предках", которые должны были вдохновить стоящих насмерть русских воинов, - это были абсолютно новые формулы в устах коммунистического руководителя.
Коминтерновцы были поражены, до каких "уступок" патриархальности, старорежимности доходят в Кремле. Тут уж недалеко и до "Русского шовинизма". Правда, потом они на время примолкли, спасти их от газовых камер мог только русский рабочий и крестьянин, советские люди, а их лозунги МОПРа и КИМа уже не вдохновляли, впрочем, как и немецких рабочих.
...22 июня 1941 года - по церковному календарю День Всех Святых, в Земле Российской просиявших. В Елоховском соборе отслужили литургию. И вот война. Как только прозвучало выступление Молотова, пришедший с богослужения патриарший местоблюститель митрополит Сергий стал рассылать Послание "Пастырям и пасомым христианской православной церкви". В нем было сказано:
"...Фашиствующие разбойники напали на нашу родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой, голым насилием, принудить его пожертвовать благом и целостью родины, кровными заветами любви к своему отечеству. Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божьего помощью и на сей раз он развеет фашистскую вражью силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении, потому что молили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своем долге перед Родиной и верой и выходили победителями. Не посрамим же их славного имени и мы, православные, родные им по плоти и по вере. Отечество защищается оружием и общим народным подвигом, общей готовностью послужить отечеству в тяжкий час испытания всем, чем каждый может.
Вспомним святых вождей русского народа, например, Александра Невского, Дмитрия Донского, полагавших свои души за народ и Родину. Да не только вожди это делали. Вспомним неисчислимые тысячи простых православных воинов, безвестные имена которых русский народ увековечил в своей славной легенде о богатыре Илье Муромце, Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче, разбивших наголову Соловья-разбойника.
...Если кому, то именно нам нужно помнить заповедь Христову: "Больше сея любве ничтоже иматъ, да кто душу свою положит за други своя". Душу свою положит не только тот, кто будет убит на поле сражения за свой народ и его благо, но и всякий, кто жертвует собой или выгодой ради Родины". Сергий далее говорил, что "негоже пастырям лишь посматривать на то, что кругом делается, малодушного не ободрить, огорченного не утешить, колеблющемуся не напомнить о долге и о воле Божией". И уж если найдутся те, кто искусится "лукавыми соображениями насчет возможных выгод на той стороне границы, то это будет прямая измена Родине и своему пастырскому долгу, поскольку Церкви нужен пастырь, несущий свою службу истинно ради Иисуса, а не ради хлеба куса, как выразился Дмитрий Ростовский. Положим же души своя вместе с нашей паствой".
Послание заканчивалось торжественно, высоко, жертвенно:
"Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины.
Господь нам дарует победу".
И подпись: Патриарший Местоблюститель Смиренный СЕРГИЙ, митрополит Московский и Коломенский. Москва, 22 июня 1941 г.
Потрясающий документ. То, о чем сказал Сталин 3 июля, 7 ноября 1941 года, то, о чем сначала робко, а затем более решительно заявляла советская пропаганда, патриарший местоблюститель написал в первые часы войны. Ведь еще не появились ни листовки, ни плакаты, призывающие к борьбе. Боевой агитпроп еще в раздумье смотрел на свои прежние лозунги о классовой солидарности и соединении пролетариев всех стран, а церковь уже определила лицо врага, указала на истоки грядущей победы, на перерастание народной войны в священную.
Через три дня, 26 июня, митрополит Сергий в Богоявленском соборе совершает торжественный молебен о победе русского воинства. Один из присутствовавших вспоминал слова митрополита, произнесенные во время молебствия: "Пусть гроза надвигается. Мы знаем, что она приносит не одни бедствия, но и пользу: она освежает воздух и изгоняет всякие миазмы. Да послужит и наступающая военная гроза к оздоровлению нашей атмосферы духовной".
Перед лицом национальной опасности церковь призвала к национальному единению, к борьбе с захватчиками, агрессорами, оккупантами. Во всех православных храмах России всего Советского Союза молились о победе русского народа. И сотни тысяч православных людей дерзали и стояли насмерть, ожидая спасения от Господа. В Петербурге до сих пор показывают два узеньких окошка кельи, где во время ленинградской блокады жил митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий, будущий Патриарх всея Руси. В осажденном - голодном и холодном - городе в храмах горели свечи, люди молились. Митрополит ежедневно совершал молебны святителю Николаю, обходил с иконой Божьей Матери крестными ходами храмы и молился "о спасении града и храма сего".
Незабываемо яркое слово было сказано митрополитом Ленинградским Алексием на литургии в кафедральном Богоявленском соборе в Москве 10 июля 1941 года. Слово будущего патриарха я бы сегодня поместил в хрестоматии для учеников. Владыка Алексий начал так:
"Патриотизм русского человека ведом всему миру. По особенным свойствам русского народа он носит особый характер самой глубокой, горячей любви к своей родине. Эту любовь можно сравнить только с любовью к матери, с самой нежной заботой о ней. Кажется, ни на одном языке рядом со словом "родина" не поставлено слово "мать", как у нас. Мы говорим не просто родина, но мать-родина, и как много глубокого смысла в этом сочетании двух самых дорогих для человека слов! Русский человек бесконечно привязан к своему отечеству, которое для него дороже всех стран мира". (Нет сомнения, что так называемая "творческая" интеллигенция, позирующая на высоких собраниях, привыкшая громить все русское, и это слово, сказанное перед лицом смерти, перед лицом фашистского агрессора, ныне может причислить к разряду шовинизма и фашизма. - В. Г.)
"Когда Родина в опасности, тогда особенно разгорается в сердце русского человека эта любовь. Он готов отдать все свои силы на защиту ее; он рвется в бой за ее честь, неприкосновенность и целость и проявляет беззаветную храбрость, полное презрение к смерти. Не только как долг, священный долг, смотрит он на дело ее защиты, но это есть непреодолимое веление сердца, порыв любви, который он не в силах остановить, который он должен до конца исчерпать".
Алексий, может быть, первым дал широкий экскурс в историю: Батый, Мамай, псы-рыцари - и Дмитрий Донской, преподобный Сергий, Александр Невский, сокрушившие врага. Особо отметил Алексий Отечественную войну с Наполеоном. "Промыслом Божиим ему попущено было дойти до самой Москвы, поразить сердце России, как бы для того только, чтобы показать всему миру, на что способен русский человек, когда отечество в опасности и когда для спасения его потребны почти сверхчеловеческие силы... И поражение гениального полководца явилось началом его полного падения и разрушения его кровожадных планов".
Алексий продолжил: "И теперь русский народ в беспримерном единстве и с исключительным порывом патриотизма борется против сильного врага, мечтающего раздавить весь мир и варварски сметающего на своем пути все то ценное, что создал мир за века прогрессивной работы всего человечества. Борьба эта не только борьба за свою родину, находящуюся в великой опасности, но, можно сказать, за весь цивилизованный мир, над которым занесен меч разрушения".
Вот как! Иерархи гонимой и притесняемой православной церкви видели, что Советская Россия, Советский Союз спасет мир и человеческую цивилизацию, а нынешние "цивилизаторы", стремясь облить грязью Россию, ее прошлое, приравнивают в войне фашистскую Германию и СССР с одной целью: оправдать разрушение и уничтожение великой страны.
Киевский митрополит Николай обращается к верующим со словами обличения самочинной автокефалии, провозглашенной епископом Волынским Поликарпом Сикорским, которого незамедлительно поддержали немецкие оккупанты. (Вот когда еще хотели уничтожить единство верующих людей России и Украины).
По призыву церкви стали собираться средства в помощь стране и армии на строительство танковой колонны имени Дмитрия Донского. К празднику Красной Армии храмы Москвы выделили 1,5 миллиона рублей на подарки воинам. Троицкая община в Горьком собрала в фонд обороны миллионы рублей и много теплых вещей. Митрополит Сергий написал на этом сообщении: "Браво, Нижний Новгород. Не посрамил мининскую память". Из блокадного Ленинграда через церковь жертвуется 3 миллиона рублей. По всей же стране через церковь поступило 300 миллионов рублей. Любопытно слово, сказанное при передаче танковой колонны частям Красной Армии, и их ответ. Митрополит Николай обратился к красноармейцам так: "Гоните ненавистного врага из нашей Великой Руси. Пусть славное имя Дмитрия Донского ведет вас на битву за священную Русскую землю! Вперед, к победе, братья-воины!"
Через несколько месяцев командование танковой части написало ответ митрополиту: "Выполняя Ваш наказ, рядовые, сержанты и офицеры нашей части на врученных Вами танках, полные любви к своей матери-родине, к своему народу, к вождю и отцу народов великому Сталину, успешно громят заклятого врага, изгоняя его из нашей земли. На этих грозных боевых машинах танкисты прорвали сильно укрепленную долговременную оборону немцев на первом Белорусском фронте и продолжают преследовать врага, освобождая от фашистской нечисти родную землю..."
Священнослужителей в те годы можно было увидеть на подготовке рубежей обороны. При храмах создавались санитарные пункты и убежища для престарелых и для бесприютных детей. Многие священники помогали партизанам, несли слово правды верующим.
В осадные октябрьские дни 1941 года Сергий обращается к московской пастве: "Не первый раз русский народ переживает иноплеменных, не первый раз ему принимать и огненное крещение для спасения родной земли!" Силен враг, но и "Велик Бог земли русской" - так воскликнул Мамай на Куликовом поле, разгромленный русским воинством. Господь даст, придется повторить этот возглас теперешнему нашему врагу". До Москвы, до Кремля оставалось едва ли полсотни километров, и тот призыв говорил о высоком мужестве и ответственности иерархов церкви, об их исторической прозорливости.
Кстати, отвечая тогда на вопросы иностранных корреспондентов, Сергий сказал: "Коммунистическая партия отрицательно относится к религии, и мы сожалеем об этом". Это было неслыханно - выразить несогласие с позицией и политикой могущественной партии! Это была твердость, убежденность и духовность, с которой стали считаться в Кремле (конечно, не всегда и не на долгий период).
Писатель Владимир Крупин в очерке "Без Бога ни до порога" пишет об этих днях: "Но разве не Господь сохранил среди превращенного в руины Сталинграда единственное здание - церковь Казанской Божией матери с приделом в память преподобного Сергия Радонежского. Также и в Старой Руссе: город в развалинах - храмы стоят. В блокадном Ленинграде устояли все храмы... Старец Троице-Сергиевой Лавры Кирилл, бывший легендарный сержант Павлов, рассказывал нам, как много бойцов в тяжелые минуты приходили к Господу, как многие, особенно в Курской битве, видели над войсками небесное воинство.
А Курская битва на Прохоровском поле была такая, что вода ушла на целый год из колодцев... А в то первое утро после победы местные жители помогали убирать и свозить в братские могилы убитых. Мне рассказывали старухи в Прохоровке, что все наши воины лежали лицом к небу, а все немцы - лицом вниз. Сейчас в Прохоровке возводится храм во имя первоверховных апостолов Петра и Павла. Именно в день их памяти, двенадцатого июня, была битва. А война закончилась в Пасху сорок пятого на Георгия Победоносца".
Церковь и народ были едины в горе и борьбе в Великой Отечественной войне. Это прекрасно поняли и Сталин и часть его окружения. В 1943 году наконец был снова избран Патриарх Московский и всея Руси, вышел "Журнал Московской Патриархии", было объявлено об открытии духовной семинарии и монастырей... Устанавливались - через Совет по делам русской православной церкви - отношения церкви и государства.
В 1942 году, несмотря на военное положение и комендантский час, в Москве было разрешено празднование Пасхи, на которое в Богоявленский собор стянулись тысячи людей. "Это укрепило доверие людей к военным вождям", - написано в книге тех дней.
...Горячеглазый экскурсовод на выставке Корина закончил свои воспоминания рассказом о том, что 5 марта 1953 года патриарх Алексий молился за упокой души раба Иосифа, и когда его упрекнули, что он молится за тирана, он сказал: "Бог знает все". Экскурсовод уверял, что "предание земле Сталина после многолетней демонстрации останков в языческой усыпальнице и есть то первичное прощение и упокоение, о котором молился патриарх".
В издательстве "Молодая гвардия" мы выпускали книгу маршала Чуйкова о его детстве, молодости. Она проходила вся под знаком юности, романтического взгляда на комсомол. Маршал был открыт, добросердечен. Сидим у меня в кабинете, попиваем чай, запиваем коньяком. Может, и наоборот. Он мне о своей юности, а я все перевожу на Сталинград. Выпытываю какие-то подробности, как мне кажется, не известные истории. Он добродушно посмеивается: "Сам знаешь, что ГлавПУР разрешил, то я и написал". Потом, чтобы не оставить впечатления чрезмерного подчинения, гордо говорит: "Да нет, что думал, то и написал".
Я перевожу снова разговор на те самые кризисные дни Сталинграда - на 13-е, 14-е и 15-е сентября. Что думалось? Было ли впечатление гибели? Кто помог? Маршал сразу рассердился: "Кто о гибели думал, когда в бою? Лучше сразу ложись и помирай. Некогда об этом думать. Я Родимцеву командую: давай с ходу, ночью на правый берег и в бой". - "Понтоны были?" - "Да, но разве на дивизию понтонов хватит? Все было. Катера, пароходы, баржи, лодчонки. Технику ведь всю за собой тянули. Сколько погибло! Там каша была". Он опустил голову и, как бы ощущая вину, помолчал. Потом снова рассердился и обрушился на меня: "Это только этот, ваш писатель, мог о любви писать, когда баржи под огнем и люди гибнут в воде. Да он и появился-то у меня второго февраля только".
Я не стал уточнять, кто, и снова - к тем дням. Василий Иванович как-то погрустнел, посуровел. "Ночь была страшной. Дивизия Родимцева с ходу шла в атаку. Гибли, но до Мамаева кургана продвинулись. - Чуйков задумался. Его чело перерезала глубокая борозда. - Перед тем, как уйти из жизни, попрошу, чтобы похоронили на Мамаевом..." - "Что вы, Василий Иванович, крепки еще". - "Да, крепок, но умирать буду все равно. Так на Мамаевом хочу быть после". Так запомнился мне боевой маршал своим желанием быть рядом с останками своих солдат...
О тех днях Георгий Константинович Жуков написал в своих "Воспоминаниях": "13, 14, 15 сентября для сталинградцов были тяжелыми, слишком тяжелыми днями. Противник, не считаясь ни с чем, шаг за шагом прорывался через развалины города все дальше, и ближе к Волге. Казалось, вот-вот не выдержат люди. Но стоило врагу броситься вперед, как наши славные бойцы 62-й и 64-й армии в упор расстреливали его. Руины города стали крепостью. Однако сил с каждым часом оставалось все меньше. Перелом в эти тяжелые дни и, временами казалось, последние часы был совершен 13-й гвардейской дивизией А. И. Родимцева... Ее удар был совершенно неожиданным для врага. 16 сентября дивизия А. И. Родимцева отбила Мамаев курган. Помогли сталинградцам удары авиации под командованием А. Е. Голованова и С. И. Руденко, а также атаки и артиллерийские обстрелы с севера войск Сталинградского фронта".
Враг рвался к Волге, вклинился, разъединил 62-ю и 64-ю армии. С конца сентября бои шли за улицу, за поселок, за группу домов. Немцы бросали в бой новые и новые части, но продвижение их было все более и более мизерным - так, с 27 сентября по 8 октября на направлении главного удара (в районе заводских поселков) они продвинулись лишь на 400-600 м.
За 40 суток пала Франция, за 19 дней - Польша, за июль-август 1941-го немцы прошли от Бреста до Смоленска, за 12 дней сентября-октября 1942 года в Сталинграде они одолели лишь 600 метров...
Помню первые послевоенные годы на Полтавщине. В небольшом, не сожженном немцами здании расположилась Комышнянская школа. Занимаемся в четыре смены. Учимся жадно, нетерпеливо. В классе со мной, двенадцатилетним мальчишкой, сидят шестнадцати-семнадцатилетние парни. Они пропустили школу, не учились три года оккупации. Что-то они знают, чего не ведаю я, внимательно разглядывая и заставляя краснеть только что прибывшую из учительского института почти их одногодку Надежду Васильевну. Но зато военрука нашего Ивана Николаевича Коробку покраснеть не заставишь. Он и так все время красный - то ли от ветра, то ли от постоянных привычных наркомовских ста граммов, то ли от тех тяжелых дорог войны, по которым он прошагал от первых до последних дней. Мы на "военке" тщательно изучали "мосинскую винтовку", автомат ППШ, устройство гранаты.
Мальчишки в то время ничего не боялись: находили неразорвавшиеся снаряды, мины, гранаты, устраивали огнища по их сожжению, расположившись за бугром. Нередко все это заканчивалось трагически. Часто можно было увидеть пацанов с оторванной кистью, покалеченными ногами. Я и сам в четвертом классе умудрился "стрелять" с помощью топора - разбивал капсюль в пистолетных патронах, выкраденных у отца. Военное баловство не прошло даром. Однажды гильза патрона разорвалась, и кусок ее засел на двадцать лет в руке. Иван Николаевич Коробка школьных этих шалостей не поощрял, но и не видел в них ничего предосудительного. По учебному плану мы должны были еще выучить, а скорее вызубрить "Боевой устав".
Бравый военрук, у которого вся грудь была в орденах, сам с удивлением читал нам вслух параграфы строевой и прочей военной службы. Вряд ли он досконально знал сие наставление, совершая свои подвиги. А подвигов личных, судя по наградам, он совершил немало. Ведь не давался орден Красной Звезды за штабную деятельность, а только за боевой подвиг. А их, орденов этих, у Ивана Николаевича было аж три. Да два ордена Отечественной войны, да медаль "За боевые заслуги", да "За боевую доблесть", да за столицы европейские. А сверх этого красавец-орден Александра Невского. Сам-то Иван Николаевич был, на первый взгляд, мужичонка неказистый, кривоногий, щупленький, какой-то "неуравновешенный" - массивный выдающийся нос его, казалось, мог в любую минуту перетянуть голову к земле. Но если надевал он свою темно-зеленую гимнастерку с орденами и медалями, то в класс входил уже другой человек. Горделивый, статный, внушающий уверенность и оптимизм. Нос выглядел клювом величественного орла, да и сам он как бы парил над нами. И тут единственной возможностью приблизиться к нему было это хитренькое школьное поднывание в промежутках между зачитываемыми им параграфами Устава: "Иван Николаевич, ну расскажите, как вы драпали".
Да, любимая тема у нашего военрука была: как "мы драпали". "Ладно, - соглашался он. - Бежим мы осенью от фрицев, невмоготу, устали. В стог соломы уткнулись. Лежим, дрожим от холода, конечно. Слышим, у стога что-то бормочут по-немецки. Погибать, так с песнями! Выскочили, из автоматов положили всех. Документы забрали, драпаем дальше. Оказалось, у немецкого полковника штабные карты захватили. Ну, Красную Звезду и дали".
Или вот: "Драпаем мы как-то от фрицев. Через дорогу надо перейти. На ней танк. Ну, что делать? Подбили мы его. И снова драпаем. Еще Красную дали..." Вдохновенный рассказ был бесконечным. Это журналисты любой подвиг засахарят, с медом переварят, а бывалый воин всегда знает, что жизнь военная с горькой приправой. Так и не узнали мы, школьники, когда наступал наш славный и боевой военрук. Потому что было это дело для него уставное - наступать. А он в сорок первом и в сорок втором все отступал и отступал, немцев уничтожал и все ждал своего часа, когда можно будет перейти в наступление. И вот час настал...
***
Напомним, 12 сентября в логове под Винницей Гитлер дал приказ начать окончательное и решающее наступление на Сталинград.
13 сентября в Москве, в Ставке, родился план ответного удара и разгрома немцев под Сталинградом. Не знаю, как противостояли тогда друг другу звезды, но, по-видимому, противники чувствовали, что это были поворотные дни - дни, когда решалась судьба войны, судьба мира. Думаю... какие силы, какой дух народный надо было вызвать, чтобы победить тогда в проигранной, казалось бы, войне? Какая ярость, какое мужество, какая непреклонность смогли остановить бронированную, моторизованную, целеустремленную, "цивилизованную" фашистскую Европу? Наверное, чувство Родины, ее исторической традиции; наверное, ненависть к оккупантам, уже показавшим свое звериное начало. Наверное, возрожденная вера и церковь. Человеческое и духовное слово писателей, журналистов и политруков, та пропаганда, которая отодвинула на второй план коминтерновскую риторику. Единение всего народа перед лицом иноземцев. Наверное, это и согревающая любовь женщин, когда "на окошке на девичьем все горел огонек". Помощь из тыла от старого и малого, самоотверженность старших поколений, героизм младших, умелые действия командиров производства. Бесспорна решающая роль военачальников - Жукова, Василевского, Рокоссовского, Шапошникова, Сталина с его железной волей, русского солдата с его стойкостью, упорством, героизмом. Все это тогда определило поворот в войне...
Великих героев родила Московская битва 1941 года. А в Сталинграде каждый был герой. Да, Ставка, генералы, командиры знали или чувствовали, когда наступит перелом. Рядовые же солдаты, сержанты, Ваньки-взводные, великие наши труженики войны - лейтенанты, ротные политруки - не знали, когда наступит предел атакам врага, когда начнут наступление наши, но они чувствовали, что этот день придет. Без пылающего факела матроса Паникахи, без "заколдованного" гарнизона сержанта Павлова, без снайпера Зайцева, без мужества и героизма сотен и тысяч бойцов сталинградцов ни генералы, ни командующие, ни Ставка не смогли бы остановить врага... 14 октября Гитлер подписал приказ о переходе к стратегической обороне. Признав провал наступления на Востоке. Бои в Сталинграде продолжались.
19 ноября силой и духом наших соотечественников, Божьей помощью звезды истории были перестроены в благоприятный ряд. В 7 часов 30 минут утра залпом "катюш" началось Великое наступление...
Под Сталинградом - от станицы Клетская и города Серафимовича - в бой пошли горы металла, понеслись по воздуху тонны железа, сдвинулись с места миллионы людей. О панике, охватившей немцев, писал адъютант командующего 6-й армии В. Адам: "Подхлестываемые страхом перед советскими танками, мчались на запад грузовики, легковые и штабные машины, мотоциклы, всадники и гужевой транспорт, они наезжали друг на друга, застревали, опрокидывались, заграждали дорогу. Между ними пробирались, топтались, протискивались пешеходы. Тот, кто спотыкался и падал наземь, уже не мог встать на ноги. Его затаптывали, переезжали, давили. В лихорадочном стремлении спасти собственную жизнь люди оставляли все, что мешало поспешному бегству, бросали оружие и снаряжение. Неподвижно стояли на дороге машины, полностью загруженные боеприпасами, полевые кухни и повозки из обоза... Дикий хаос парил в Верхне-Чирской..."
Это была Битва Народов, ибо с обеих сторон сражались люди сотен национальностей. Именно здесь были похоронены мечты о Великой Румынии с Трансистрией, развеялись иллюзии венгерского адмирала Хорти, с этого времени впал в паническое состояние Муссолини, начался закат фашистской Германии. Через несколько дней в районе города Калача соединились войска Юго-Западного и Сталинградского фронтов. В окружении оказалось 22 дивизии врага. Русские перестали драпать.
Была ли дружба народов - или это был очередной имперский, а затем коммунистический большевистский миф? Какая дружба, скажут, когда были: "тюрьма народов", "враги народа", ГУЛАГи, трудлагеря? Но в том-то и дело, что были они для всех и отнюдь не по национальному признаку. И в то же время поднимались национальные окраины, из забытых неграмотных слоев населения вырастала собственная интеллигенция, аграрные республики становились индустриальными. На русскую душу всечеловечности провозглашаемый интернационализм, а затем и дружба народов, легли без особых противоречий. Ехали русские рабочие строить вместе со своими братьями Турксиб, Токтогульскую ГЭС, осушать Колхиду, добывать нефть, уголь, марганец - туда, где были провозглашены равноправные республики. Равноправные? Хорошо. Ехала русская интеллигенция помогать создавать свою азбуку этим народам вместе с азбукой Академии наук, открывать научные учреждения, больницы, школы. Сердца народов были открыты друг другу.
Однако Гитлер и его окружение не хотели этому верить. Ставка была на то, чтобы раздуть сепаратизм и угнетение народов, обвинить Россию в том, что она кормится за их счет, притесняет национальную культуру. Были придуманы национальные лидеры, в их карманы щедро полилась помощь, а попросту говоря, подачки. Так возникли мусульманские легионы, бендеровские жостки, латышские и литовские полицей-отряды, каратели националистов всех мастей. У них были свои платформы, своя теория, свои надежды на отделение от России.
Не получалось, но они вволю поохотились за русскими и евреями, за партизанами и командирами, за инородцами и инакомыслящими. Кто остался жив, тот ждал своего часа. Хотя не надо делать вид, что не было предателей и изменников из среды чеченцев и крымских татар, карачаевцев и калмыков, что не было у них национальных вожаков, провозглашавших лозунги отделения от России. История покарала предателей. Но втянула в свой водоворот массы невинных людей. Но тогда время предателей державы не пришло - дружба народов была реальным фактом.
Под Сталинградом были бойцы десятков национальностей. Многие из них плохо знали русский язык. Их обучали опытные, бывалые воины. Русский язык был для всех тогда не принудительным, не государственно-обязательным, а языком спасения, языком дружбы. На фронте издавались газеты на языках народов СССР, из республик привозили книги, письма. Публиковались обращения от народов. В "Правде" в октябре 1942 года было напечатано письмо трудящихся Узбекистана: "Вольный сын и свободная дочь узбекского народа! Твой народ является детищем Советского Союза. Русский, украинец, белорус, азербайджанин, грузин, армянин, таджик, туркмен, казах и киргиз совместно с тобою... днем и ночью строили наш большой дом, нашу страну, нашу культуру... Теперь же в дом твоего старшего брата - русского, в дом твоих братьев - белоруса и украинца - ворвался германский басмач... но если разбойник отнял дом у твоего брата, верни ему дом - это твой долг, узбекский боец! Это ваш долг, все советские бойцы". Были напечатаны письма на фронт из Казахстана, Армении, Киргизии, Азербайджана, Грузии, Татарии и других республик. Здесь, под Сталинградом, дружба народов, соединяя их вокруг России, выдержала испытание.
У Гитлера, конечно, тоже был "интернационал". Сейчас как-то скромно умалчивают, что за разбой, грабеж, насилие, смерть, разрушение несут полную ответственность румынские вояки под началом маршала Антонеску, венгерские войска адмирала Хорта, солдаты Финляндии маршала Манергейма, итальянские дивизии первого фашиста Бенито Муссолини. На нашем фронте находились 193 немецких дивизии, 18 финских, 26 румынских, 11 итальянских, 14 венгерских, 2 словацких, одна испанская. Поистине "двунадесять" языков воевали против России, против СССР.
Тут, под Сталинградом, потерпели крах завоевательные планы Гитлера, нашли конец тысячи солдат союзников фашизма; пришла смерть - а с ней отрезвление и отход от Германии ее союзников. Дружбы народов у Гитлера не получилось, а нашу он не разрушил.
Разгром группировки оказался отнюдь не быстрым и легким. Там погибло немало наших людей. Да и разведка, как и Генштаб, преуменьшили численность группировки противника. По их данным, в войсках Паулюса было 83-90 тысяч человек. Фактически же их оказалось более 300 тысяч; преуменьшено было количество артиллерии, танков, боеприпасов. Кроме того, Гитлер пытался сделать все, чтобы вызволить 6-ю армию из "котла". Он заявил: "6-я армия останется там, где она находится сейчас. Это гарнизон Крепости, а обязанность крепостных войск выдержать осаду. Если нужно, они будут находиться там всю зиму, и я деблокирую их во время весеннего наступления". Сюда были брошены на прорыв войска генерал-фельдмаршала Манштейна.
Горячий снег, который так блестяще предстал в романе Бондарева, был растоплен от движения сотен танков, их могли остановить только танки. Тысячи героев родила эта битва с танками Манштейна. Но, может быть, самым славным, непостижимо героическим, поистине легендарным был подвиг И. М. Каплунова. Из противотанкового ружья противотанковыми гранатами он подбил 8 (восемь!) немецких танков. Девятый танк Каплунов вывел из строя уже после второго тяжелого ранения. Он посмертно стал Героем Советского Союза. Почему же мы помним, учим, знаем о подвигах Геракла, Антея, Александра Македонского и не встает в нашей памяти, в памяти народа Великий Бронебойщик, Герой и Боец за Отечество И. Каплунов! Никита Кожемяка, Илья Муромец, Иван Сусанин - и, конечно, Иван Каплунов!
Он и его сотоварищи сдержали бронированную громаду Манштейна, не дали возможности соединиться с окруженными в Сталинграде. Многих надо было бы вспомнить да и причислить к лику святых, ибо совершили они подвиг, спасая жизнь миллионов соотечественников. Мы не должны забыть героев танкистов генерала В. М. Бодонова. За пять суток они преодолели 240 километров! (Это с боями-то). И неожиданно для противника вышли у него в тылу к станции Тацинская. Были захвачены колоссальные склады с продовольствием, горючим, 300 (триста!) самолетов. Такой победы не было, пожалуй, за весь период второй мировой войны. Бодоновцы были окружены и с боями снова прорвались навстречу нашим войскам. Генерал Бодонов был первым награжден за высокое воинское мастерство орденом Суворова II степени. Маршал Жуков был первым награжденным орденом Суворова I степени.
Вот они, первые, осененные именем Суворова, боевой наградой, учрежденной в его честь. Маршал Жуков и генерал Бодонов!
Итак, наступала агония и гибель Сталинградской группировки. Вот здесь-то и отказало Гитлеру провидение в реализме понимания происходящего. Здесь, когда уже не помогали ему ошибки советского руководства, не работал фактор внезапности, когда перед стойкостью русского солдата притупилось экстрасенсорное чутье, когда развернулся во всю мощь русский богатырь, когда заработала советская система, Гитлер оказался бессилен. По его приказу в Сталинградском "котле" расстреляли более 300 солдат, отказавшихся сражаться в гибельной ситуации. Паулюсу не было разрешено капитулировать. Но 6-я армия была раздавлена, Паулюс, получив свое последнее повышение за фактическое поражение, стал фельдмаршалом. Командующий Донским фронтом, доколотившим 6-ю армию, 41-й танковый корпус, Константин Константинович Рокоссовский был всего-навсего генерал-лейтенантом. Его маршальские погоны придут к нему в будущем, с победами.
В этот календарный год произошло два самых замечательных пленения за все время боевых действий второй мировой войны. В июле в волховских болотах сдался немцам боевой генерал Красной Армии, воспитанник новой системы Андрей Власов. В конце Сталинградского сражения капитулировал немецкий фельдмаршал фон Паулюс - кадровая военная элита, испытанный командир вермахта. 2-я ударная армия, которой командовал и которую сдал Власов, погибая, прорвалась через узкий коридор, пробитый ей извне. 6-я немецкая армия, как и вся сталинградская группировка немцев, сражаясь, погибла и капитулировала вместе со своим командующим, ибо внешние силы не смогли прорваться к ней на помощь. Паулюс предостерегал от необдуманных и необоснованных решений Ставки Гитлера. Но он и сам не предполагал, что окажется под столь тщательно разработанным ударом советского командования, советского Генерального штаба, советских вооруженных сил. Он получил предметный урок от русских военачальников. И недаром в ответ на ироническое замечание адвоката Геринга на Нюрнбергском процессе о том, что, находясь в плену, фельдмаршал Паулюс читал лекции по стратегии в советской академии, в Высшей военной академии им. К. Е. Ворошилова (чего не было), он, как свидетель, ответил: "Советская стратегия оказалась настолько выше нашей, что я вряд ли мог понадобиться русским хотя бы для того, чтобы преподавать в школе унтер-офицеров. Лучшее тому доказательство - исход битвы на Волге, в результате которой я оказался в плену, а также и то, что все эти господа сидят здесь на скамье подсудимых". Генерал же Власов, сдавшись, решил сыграть в игру национального лидера борьбы с советской властью. Как бы ни оправдывали его послевоенные политики, общественные деятели, диссиденты - предательство национальных интересов народа никогда не покроется даже самыми благими побуждениями. Вряд ли побуждения Власова выходили за рамки спасения своей жизни. Особенно вначале. А впоследствии он был просто пешкой в игре фашистских лидеров.
Сталинградская битва завершилась уже в 1943 году. Но без сомнения, все предпосылки победы в ней, да и решающие усилия, были совершены в самый тяжелый для страны 1942 год. Он заканчивался наступлением на Кавказ, выходом к Донбассу, атаками наших войск в центре России. Он заканчивался победно, но впереди еще были 850 дней жестокой и суровой войны. Однако 1942 год доказал, что русский народ непобедим, что СССР выстоял, что советские люди не сдались, не продались, не капитулировали. Это была их Родина, которую они отстояли тогда в дымном, морозном, кровавом и победоносном сорок втором.
***
Итак, в 1942 году маятник нашего Отечества дрогнул и готов был остановиться навсегда. Фашистская армия вышла на самые восточные рубежи своего продвижения. Пал Севастополь - город русской славы, дивизия "Эдельвейс" карабкалась в горы Кавказа, омочили в Волге обагренные в крови руки чернорубашечники СС. Казалось, еще несколько дней - и падет Сталинград, рухнет Великая Держава, расколятся на куски уделы, ханства. На плодородных землях Украины и Крыма осядут немецкие колонисты; Прибалтика станет протекторатом германской империи; Молдавию, Одессу, Буковину заполучит Румыния; Карелию, Выборг, Мурманск - Финляндия; Ужгород - Венгрия. Белоруссия исчезнет с лица земли; на месте Ленинграда будут озера и болота; Москва станет пустынным полем. Сахалин, Дальний Восток, Сибирь до Байкала, а может быть, и до Урала, будут японскими; Средняя Азия распадется на куски, а Закавказье пристегнется к Турции. Все народы и люди станут слугами и обслуживающим персоналом третьего рейха. Русские патриоты, евреи, цыгане, комиссары, партизаны попадут в душегубки, будут сожжены в топках Дахау и Освенцима. Россия перестанет существовать, остатки русских будут загнаны в приполярные широты, тайгу, в топи и хляби. В мире должен был восторжествовать "новый порядок", "новое мышление". Но на пути этой мировой силы зла встал наш народ. Он был почти один в этом сражении. Лишь кучки патриотов-сопротивленцев с безнадежностью противостояли гиганту нацизма да, как всегда, верными друзьями России в борьбе с оккупантами, истекая кровью, были сербы и черногорцы.
Союзники еще и не помышляли о втором фронте, им было не до этого; Гитлер, его румынские, финские, итальянские, венгерские, японские, турецкие соратники со дня на день ожидали падения Сталинграда и закрепления окончательного передела Советского Союза. Всему миру были очевидны его падение и крах.
Но Сталинград стоял! В дыму, копоти взрывов он сопротивлялся, он сражался. Сталинград выстоял. Сталинград разгромил отборные армии. Сталинград перешел в наступление. Сталинград окружил двадцать две дивизии. Сталинград пленил их. Сталинград похоронил миф о непобедимости германской армады. Сталинград обозначил закат немецкого фашизма.
Сталинград - это его бойцы, сотни и тысячи известных и безвестных. Сталинград - это уставшие, голодные, плохо одетые труженики тыла. Это все те, кто вопреки реалиям стоял стойко и до конца, кто, подобно знаменитому матросу Паникахе, факелом запылал на пути немецких танков, кто, как сержант Павлов и его сотоварищи, сражался в доме, поистине ставшем бастионом и символом неприступности.
Сталинград - это Чуйков и Шумилов, Жуков и Рокоссовский, Ватутин и Василевский, Еременко и Родимцев. Сталинград - это Сталин. Сталинград - это Советский Союз! Это его республики, это Россия. Сталинград - это поле Куликово, это - Бородино, это - Пересвет, это - Минин и Пожарский, это - чудо-богатыри Суворова, это - крейсер "Варяг". Это - наша история.
Нет, не дрогнули, не сдались! Не бросили оружия, не оцепенели в страхе и подлости, вопрошая: за то ли мы сражаемся? Они сражались, погибли и победили, чтобы жили мы.
И сегодня все, кто живет здесь и кто уехал искать другой жизни за рубежом, должны склонить голову перед погибшими и оставшимися в живых сталинградцами.
- Расскажите Вашим детям и внукам об этих великих людях! Тех, кто жил тогда, в 1942-м!
- Войдите в дом сталинградца, в квартиру ветерана Великой Отечественной, поблагодарите его, согрейте заботой и вниманием. Это - Ваш долг, это - наша общая обязанность.
- Остановитесь у обелиска! Положите цветы, склоните головы перед теми, кто дал нам великий и непревзойденный пример стойкости, мужества, любви к Родине.
Вечная им память!
Вечная слава!
Да падет позор на голову тех, кто забыл их подвиг, кто презрел их славу, кто изменил Отчизне!
После битвы под Москвой и Сталинградом враг был еще не сломлен. Он получил жесточайший удар, потерял самоуверенность, но решил собрать все силы и нанести сокрушительный удар. Готовилось решающее сражение второй мировой войны. Позднее стало ясно, что это было, возможно, самое большое в мире столкновение умов, огня и металла.
...Прошло два года войны. Стороны нанесли друг другу жестокие удары: немцы в первые дни войны, в середине 1942-го, Советский Союз зимой 1941- 42-го и зимой 1942-43 годов.
Гигантский фронт ко второй годовщине войны замер от Баренцева до Черного моря. Те и другие освободились от иллюзий. Одни - от иллюзий молниеносной войны, вторые - от иллюзий войны на территории врага. Стало ясно, что сейчас всё будут решать суммы возможностей: организация промышленности и тыла, военно-научная и технологическая мысль в производстве оружия, ресурсы, людские резервы. У Гитлера все это истощилось. Отсюда вырисовывалась стратегия мощного сокрушительного удара, с глубоким прорывом и выходом, как и во всех предыдущих планах, на Москву. Москва манила, звала и отождествлялась с непобежденностью. Вот здесь, в центре России, между Орлом и Белгородом, решалась судьба второй мировой войны. Здесь мерились силами две стратегии. В июне 1941-го Гитлер, превосходя СССР в силе, замаскировал, прикрыл свой удар от преждевременной разгадки, в 1942 году сумел сосредоточить на южном направлении такое количество войск, которое опять обеспечило ему перевес. В 1943 году он решил повторить удавшийся прием: скрыть средоточие войск, обеспечить превосходство в силе, технике и нанести смертельный на этот раз удар по советской стране. Но это уже была не та страна, не та армия, не то руководство. К сожалению, опыт этот был достигнут миллионами жертв, потерей почти четверти России, сгоревшими городами и селами, длинными дорогами отступлений, т. е. очень дорогой ценой. Но не ценой предательства, отступничества, сдачи страны и народа, а ценой победы над врагом, над мировым злом, ценой спасения человечества.
Да, если 1942 год был самый трудный и тяжелый для страны, то 1943-й был самый решающий. Гитлер собрал на Восточном фронте, в месте главного удара, 232 дивизии, около 5,2 миллиона солдат и офицеров, свыше 54 тысяч орудий и минометов, около 3000 самолетов, 5850 танков, причем самых бронированных, самых маневренных в Германии: "тигры", "пантеры", "фердинанды".
Кейтель доложил Гитлеру в Ставке, что создан "такой уровень вооружения германской армии, который превзойдет все, что только существовало до сих пор" (Военно-исторический журнал, 1967, № 3). На встрече нацистских функционеров А. Шпеер успокаивал партайгеноссе: "Мы предоставляем в распоряжение фронта новое оружие, новые танки, самолеты и подводные лодки в таком количестве, которое обеспечит возможность нашим солдатам не только выдержать эту борьбу, но и добиться окончательной победы". Нацистские функционеры были успокоены. Но некоторые генералы еще сомневались. Гитлера отговаривал командующий 9-й немецкой армией Модель: "Противник рассчитывает на наше наступление, поэтому, чтобы добиться успеха, нужно следовать другой тактике, а еще лучше, если вообще отказаться от наступления". Ревниво относился к плану фельдмаршал Манштейн, командующий группой "Юг". Он не без оснований приписывал себе самую большую победу в 1941 году, отрезав осенью Юго-западный фронт своими танковыми клещами с генералом Гудерианом. Ему и сейчас, после сталинградских ударов, хотелось вернуть себе славу.
Но Гитлер и его Ставка определились. 15 апреля фюрер сказал:
"Я решил, как только позволят условия погоды, осуществить первое в этом году наступление "Цитадель". Это наступление имеет решающее значение. Оно должно нам дать инициативу на весну и на лето. В связи с этим все подготовительные мероприятия необходимо провести с тщательностью и энергией. На направлении главных ударов должны быть использованы лучшие соединения, наилучшее оружие, лучшие командиры и большое количество боеприпасов. Каждый командир, солдат обязан проникнуться сознанием решающего значения этого наступления. Победа под Курском должна явиться факелом для всего мира".
Или май, или июнь 1943-го?..
Известно: в 1941-м не вняли Зорге и другим разведчикам, а сейчас разведданные собирались отовсюду, уточнялись, переправлялись. Тут данные из Германии, из-за линии фронта, от прославленного в будущем разведчика Кузнецова, от захваченных в плен немецких офицеров, от партизан Белоруссии и Брянщины. Постепенно вырисовывались контуры грозной "Цитадели" на Орловско-Курской дуге. Началось противоборство стратегий и умов, экономик и транспорта, маскировок и разведок...
Сейчас о победах говорят как-то мимоходом, как о чем-то само собой разумеющемся или ниспосланном сверху. Да, победы благословляются свыше. Но и поражения тоже. И вот к 1943 году, наученные сначала поражениями, а затем победами под Москвой и Сталинградом, советское командование, советский генералитет, наши офицеры и солдаты готовили славную будущую победу. (Обратимся к книге "Воспоминаний" Рокоссовского). Какая колоссальная и предусмотрительная работа проведена перед битвой. Возьмем только одно направление - танки. Хотя после Сталинграда синдром страха перед танками у наших войск прошел, но многие помнили безжалостные танковые атаки Гудериана. И немецкая разведка умело пугала, выпускала "секреты" в иностранных газетах, в листовках, в слухах. В начале 1943 года всюду говорилось о непревзойденности новых немецких танков, броню которых пробить невозможно. Да и устрашающие названия: "Тигр", "Пантера", - должны были вызывать ужас у противника. Названия эти нас не испугали, а к новым танкам, и вообще к борьбе с танками, мы отнеслись очень серьезно.
Я не знаю с начала "перестройки" ни одного Дела, ни одной Акции, ни одного государственно-общественного поступка, ни одной реформы, которые готовились бы с таким тщанием (!), как Орловско-Курская битва. (Я говорю о деятелях нашей страны, ее "стратегах", а не о тех, кто готовились к развалу страны очень тщательно). Могут сказать о тех временах: ну это же битва! А разве сейчас не идет сражение за Отечество?! И разве сейчас не требуются напряжение умов, воли, характеров?! А стратегические расчеты и все сопутствующие?
В 1943 году наши стягивали сюда грозные силы. Шли по ночам танки, пылила пехота, подходила мощная артиллерия. Конечно, все еще уточнялось в стратегии битвы, перепроверялось. Ведь немцы были великие мастера дезинформации. Они производили ложные перегруппировки и прочие обманные действия. Да, надо было трезво оценивать и собственные силы. К. К. Рокоссовский в своих воспоминаниях, написанных тогда, когда многое не выпускалось в свет, не выходило в печать, отмечает, что в Ставке было мнение начать упреждающее наступление, но от этого отказались, Рокоссовского предупредили, что противник может начать наступление 2 мая, а потом 20 мая. Мы ждали до 5 июля... И тут знаменитая, вошедшая во все военные источники упреждающая наступление немцев артподготовка. А потом мгновения ожидания... Сравнить это можно только с ожиданием полководцем Боброком момента, когда он должен вступить в битву на Куликовом поле, или ожиданием Наполеона под Малоярославцем, когда, посылая в атаку за атакой своих любимцев, он ждал, что Кутузов освободит ему дорогу на юг. Как известно, Боброк поймал момент и обрушился на Мамая, обеспечив победу русского войска на Куликовом поле. Наполеон же не дождался ухода русских войск с пути и вынужден был отступить на старую Смоленскую дорогу, которая привела его к гибели.
Наши полководцы напряженно ждали... (Припоминается старый фильм, кажется, "Освобождение". Не многое запомнилось из него, но вот этот момент ожидания - он как-то стягивал зал, заставлял трепетать всех нас. И мы ждали, начнут немцы ответную артподготовку или не начнут). Поймут ли немцы, что им уготована западня, что их упреждают? Если поймут, то от плана "Цитадель" откажутся. Но немецкий шаблонный ум не смог отказаться от разработанного, спланированного самим Гитлером и Главной немецкой Ставкой удара. С уклонением где на полчаса, где на час, но немецкое наступление началось. И здесь вся тяжесть битвы легла на плечи нашего солдата.
О тех днях я многое узнал от маршала артиллерии К. П. Казакова при подготовке к выпуску его книги "Артиллерийский гром" и из бесед с самим маршалом. Тяжеловатый, в отличие от многих артиллеристов говорящий негромко, Константин Петрович не производил впечатления "бога войны". Бывший выпускник первой Московской революционной пулеметной школы, в дни своей молодости он считал пулемет одним из совершеннейших орудий. Но потом пришел в артиллерию, учил кремлевских курсантов, был направлен в Испанию, обучал китайских артиллеристов Чан-Кайши. В годы войны был на многих фронтах, позже оказался в Главном артиллерийском управлении, где работал вместе с будущими маршалами Вороновым, Яковлевым.
- Знаете, сколько отрыли мы окопов, траншей, ходов сообщений на этом участке, - сказал мне в беседе маршал Казаков. - Девять тысяч километров (!!!). Это ведь расстояние от Москвы до Владивостока. А мин противотанковых и противопехотных поставили один миллион штук (!).
Константин Константинович Рокоссовский (Феликс Чуев любит подчеркивать, что его одного из командующих фронтами Сталин называл по имени и отчеству) вспоминал, что для борьбы с немецкими танками, считавшимися "непобедимыми", стали готовиться заблаговременно. Во-первых, подготовили специальные противотанковые рубежи с мощными опорными пунктами и насытили их артиллерией. Во-вторых, стали готовить всю артиллерию к отражению танков. В том числе и зенитную. В том числе и гвардейские минометы "Катюши". Прославленный маршал со скромным удовлетворением отмечал: "Это не было предусмотрено инструкцией". В-третьих, готовили противотанковые заграждения (ПТЗ), делая их на переднем крае сплошными. В-четвертых, на полигонах отрабатывали стрельбу по макетам, в том числе по макетам "тигров" и "Фердинандов". В-пятых, готовили подвижные артиллерийские резервы. В-шестых, раскидывалась в разных местах сеть наблюдательных пунктов, связанных телефонами и радиосвязью. В-седьмых, было умело продумано расположение подразделений: "углом вперед" и "углом назад" - с тем, чтобы под обстрелом держать весь участок. В-восьмых, гнездами располагались расчеты противотанковых ружей. В-девятых, предусматривалась в случае прорыва танков в тыл еще более высокая плотность огня. В-десятых, выстраивались на опасных местах "минные поля". И так далее и так далее. Бойцам была роздана памятка "Как поразить танк". С "тигров", "пантер", "фердинандов" был сорван мистический покров непобедимости.
Битва, конечно, была незабываема мужеством солдат. Маршал вспоминал одного славного артиллериста и об этом написал в книге. А я думал, как плохо мы знаем своих героев. Ведь почти никто не знает (как и я не знал великого витязя Отечественной войны) Алексея Власова. Он уже под Сталинградом отличился, - рассказывал мне маршал Казаков. Там получил "Красную Звезду" и медаль "За отвагу". 5 июня он на Орловско-Курской дуге во главе батареи выверяет прицелы и принимает бой. 6-го и 7-го июня его батарея засыпана снарядами, ее пытаются расстрелять, раздавить, отутюжить. А Алексей и его артиллеристы посылают снаряд за снарядом в гущу танковой линии, бьют под башни, по гусеницам, поджигают громады, вползающие на них. Девятнадцать танков пылало вокруг батареи. Погибли все бойцы расчета, а Алексей опустился за холм, нашел снаряды и, засадив один из них в ствол, изловил в прицел уползающий от разбитой батареи двадцатый танк и подбил и его.
В итоге, в полосе обоих фронтов было подбито и уничтожено 2952 танка и САУ. Решающий вклад в это победоносное сражение, признал Казаков, внесли гвардейцы П. А. Ротмистрова.
Здесь, под Прохоровкой, у Орла, Курска, Белгорода, и поломали хребет немецкой армии, здесь, на русских просторах, кончилось кичливое превосходство "тигров" и "пантер". Да, в этой великой битве поле было вспахано не пахарем, а снарядами. По врагу во время Орловско-Курско-Белгородской битвы было выпущено 2 миллиона 424 тысячи снарядов! Больше, чем патронов, - тех истратили 1 миллион 132 тысячи. Бедная наша земля, сколько приняла она в свою землю металла. Но и врага отвергла, отринула.
5 августа в Москве восстановилась старинная петровская традиция салютовать в честь важных побед. О взятии Орла и Белгорода Москва оповестила салютом, как о величайшей победе.
В своих воспоминаниях о Курской битве великий полководец маршал Георгий Жуков написал: "Попытка Гитлера вырвать стратегическую инициативу из рук советского командования кончилась полным провалом. Это свидетельствовало об истощении Германии. Никакие силы теперь ее уже не могли спасти. Вопрос был лишь во времени".
2 мая 1995 года мне довелось быть на открытии памятника в Прохоровке. В храме Петра и Павла служил службу святейший Патриарх, а на стенах храма выстроились в нескончаемые ряды мраморные доски с фамилиями тех, кто отдал свою жизнь за нас. Позднее, у взметнувшейся к небесам памятной и поминальной звонницы, созданной гением Вячеслава Клыкова и увенчанной Державой с Богородицей, раскинувшей свой Покров над полем битвы, воины как бы сошли с мемориальных плит храма и из арки звонницы вышли к тысячам поминавших, которые сидели и стояли вокруг. Двухметровые фотографии на щитах с ликами погибших у Прохоровки, увеличенные с небольших домашних, альбомных, семейных, паспортных фотокарточек. Один, два, три... десять... тридцать... пятьдесят... сто... сто двадцать... - несть им числа. И огромные, лучистые, веселые, грустные, вопрошающие глаза...
Мы выиграли войну... А вы?
Еще гремит война, и мне, четверокласснику, поручено ежедневно отмечать продвижение наших войск на Запад. Фанерная карта, нарисованная инвалидом-художником, установлена в центре села. Сверху от Кольского полуострова вниз до Черного моря, до Балкан тянулась прикрепленная кнопками красная ленточка. Я рано утром, выслушав по радио сводку "последних новостей", мчался к карте, ставил скамеечку и протягивал ленточку далеко вперед, как мне хотелось, поближе к Берлину, потом, правда, с сожалением возвращал на реальную позицию. Когда взятого нашими войсками города на карте не было, я вписывал его название цветным карандашом. Впоследствии, видя мое стратегическое рвение, наш военрук, Иван Николаевич Коробка, попросил меня исполнить еще одно штабное задание.
- Война кончается, надо, чтобы каждый мальчишка знал своих полководцев. Ну вот, как мы Суворова и Кутузова знали, да Богдана Хмельницкого, - вспомнил он свое украинское происхождение.- Это потом книги о них напишут, фильмы снимут, а мы давай плакат сделаем: "Полководцы России".
Я кинулся искать портреты, вырезал из газет, ходил в библиотеку, выпрашивал у военкоматовцев. Скоро стенд "Полководцы Красной Армии" был готов. Пришел директор, одобрительно посмотрел и приказал: "Красную заменить на Советскую". Да, уже два года, как она была советская. Сверху слева был фотопортрет маршала Сталина (генералиссимуса ему еще не дали). А затем решили разместить в три ряда командующих Прибалтийскими, Белорусскими, Украинскими фронтами. Первого, не сговариваясь, Жукова, затем Рокоссовского, Баграмяна. Тут же Конев, Малиновский, Толбухин, Мерецков, Говоров. Почему-то не нашлось фото Еременко, но зато появились портреты маршалов артиллерии Воронова и авиации Новикова, адмиралов Кузнецова и Исакова, погибших Ватутина и Черняховского. Потом, дабы подчеркнуть, что партизаны тоже имели свой фронт, поместили фотографию "деда" Ковпака, других фото в селе не было.
Иван Николаевич Коробка долго смотрел на стенд и потом сказал:
- Ну вот, будем ждать, когда о них напишут "Войну и мир".
Читал, читал мой боевой военрук, отсюда и глубина чувств.
Так и висел этот стенд полководцев все пять оставшихся моих школьных лет на самом видном месте, рядом с "Гимном Советского Союза" и "Клятвой пионера". И каждый школьник, выходивший из школы, знал эти славные имена, как и трижды Героев Советского Союза. Кстати, и при вступлении в комсомол, после вопросов о героях комсомола бывал и вопрос о командующих фронтами, о маршалах, генералах. Нет, не было здесь ни милитаризма, ни догматизма, просто пульсировала еще живая народная память, которая чтила героев, отрицала забвение.
Прошли годы. И забвение, искажение, злонамеренность стали вполне обычными явлениями. Зажиревший западный обыватель, в большинстве своем, после помпезного праздника годовщины открытия второго фронта считает, что войну с Германией вели Америка и Англия.
А у нас в стране низвергали Жукова и Рокоссовского, искажали итоги победы, убирали из народной памяти Зою Космодемьянскую и Александра Матросова. Все мазали грязью и подвергали осмеянию. И вот, к 50-летию Великой Победы, истина снова, отряхивая налипшую грязь лжи, проявилась в народной памяти.
Действительно, из глубин 40-х годов исполинами встают наши полководцы, водители полков, дивизий, армий и фронтов. От Александра Невского, Александра Суворова принимали они эстафету высшего служения Отечеству и народу и принесли ее на Красную площадь, бросив к подножию Мавзолея гитлеровские знамена и штандарты.
С начала Второй мировой войны, всего за два года, рухнула почти вся "цивилизованная Европа". Пали Прага, Копенгаген, Брюссель, Гаага, Варшава, Париж, Осло, Белград. На норвежском мысе Нордкап и средиземноморском острове Крит затрепетали флаги со свастикой гитлеровской армии. От крайнего севера до крайнего юга Европа занята гитлеровской армией. Гитлеровское идолище поганое было о многих головах. Немецкая военная школа торжествовала; из уст обывателей, со страниц газет звучали имена: Клейст, Гот, Манштейн, Браухич, фон Леб, Клюге, Гудериан, Паулюс. Ну и, конечно, Гитлер - в его стратегическом умении уже не сомневались разгромленные французы, поляки, датчане, норвежцы, греки, да и англичане с американцами. Впереди оставалась Россия. В том, что Германия и СССР столкнутся, сомнений не было. Но имеет ли Россия достаточный потенциал для отражения мощи Германии, вобравшей в себя и европейскую силу.
В Советском Союзе произошла схватка за власть. Троцкистские и другие оппозиционные силы с теми же военными, которые ставили на них, проиграли ее Сталину и его окружению. Не будем разбирать сейчас аргументы тех и других. 'Истории еще предстоит разобраться, был ли заговор военных. Факт же оставался фактом. В командном составе армии образовались серьезные бреши. Для Гитлера это тоже был фактор потенциального успеха. Однако он не сработал. Военная школа России не прекратила своего существования. Работали академии, выпускались учебники, происходили масштабные маневры. Командиры проходили требовательные аттестации. Были пробы на Халхин-Голе, в Испании, в Китае, в финской кампании, при вхождении на Западную Украину и в Белоруссию.
Родина никогда не забудет, пока будет существовать (а если забудет, то существовать перестанет), гениев военного искусства Жукова, Рокоссовского, Конева, Малиновского, Толбухина, Мерецкова, Говорова, Еременко, Петрова и других командующих фронтами Великой войны Отечества.
Особое место в разговоре о полководцах времен Отечественной войны занимает, конечно, Сталин. Фигура драматическая, трагическая и для многих зловещая. Но, пожалуй, нет в отечественной, да и мировой истории значительной фигуры, которая не соединяла бы в себе эти черты. В годы же второй мировой войны Сталин проявил себя как великий стратег, полководец, политик и дипломат. Это признали все выдающиеся политические деятели середины XX века, об этом писали выдающиеся философы, историки, ученые. Не видеть этого - значит, руководствоваться не объективной истиной, а политической, идеологической, личностной конъюнктурой.
В конце концов, это не Поскребышев, а Черчилль, многолетний столп мировой политики, не любивший и даже ненавидевший СССР, сказал: "Большое счастье для России было то, что в годы тяжелейших испытаний Россию возглавлял гений и непоколебимый полководец И. В. Сталин". Де Голль писал о Сталине, что он в дни национальной угрозы "старался выступать уже не столько как полномочный представитель режима, сколько как вождь извечной Руси".
Сталин искал стратегические резервы, и если в хозяйстве они были у той системы, которая называлась социалистической, то в сфере духовной надо' было искать глубинные источники, так как классовый принцип отступил на второй план. Сталин нашел их в исторической традиции русского народа, дружбе народов, в боевом духе прошлого, в православной вере. Конечно, и это можно зачислить в разряд русского шовинизма, но тогда, в те страшные годы, все "интернационалисты", "демократы", "либералы" молчали - ведь речь шла о их спасении, о спасении человечества. Это ныне в "Литературной газете" пишут, что наши полководцы мостили себе дорогу трупами, а тогда-то наверняка родственники автора такой публикации молили своего Бога, чтобы спас их от уничтожения с помощью русских солдат и русских полководцев.
И еще - удивительное, прямо-таки фанатичное отстаивание интересов державы. Далеко не все государственные деятели боролись за интересы своих стран так, как Сталин боролся за интересы СССР.
В блестящих военно-исторических исследованиях замечательного ученого нашей эмиграции Антона Керсновского "Философия войны", "История русской армии", написанных в 20-е годы, говорилось:
"Россией пользовались, Россию обманывал всякий, кому не лень. После Пруссии Фридриха Вильгельма III - Австрия юного Франца Иосифа, после Австрии - Пруссия Бисмарка, после - "братушки" и, наконец, наши дорогие, несравненные союзники Великой войны (первой мировой. - В. Г.)... Мы никогда не умели разговаривать с иностранцами и в Великую войну не сумели поставить себя на подобающее место... Россия беспрекословно подчинилась самым абсурдным требованиям своих союзников. Приносила безоговорочно свои интересы в жертву их самым мелочным меркантильным расчетам (под фирмой "Общесоюзного дела"). Мы играли жалкую роль" ("Независимая газета", 19.11.94 г.).
Советская дипломатия, Сталин не позволили пользоваться Россией. Они сами ставили условия и боролись за их выполнение, несмотря на тяжелое состояние армии, хозяйства, населения. Вспомните слова Молотова про 1942 год: "Основное усилие наших совместных боевых действий - сохранение в незыблемости наших западных границ". Меня это поражает. Враг в 150 километрах от Москвы, под Ленинградом, поглотил почти всю Украину, Белоруссию, Прибалтику, а советский лидер ставит вопрос о незыблемости западных границ. Образец служения державе и ее величию!
В народе нашем чтут своих подвижников - святителей, государственных мужей и великих полководцев. Наговор же на воина, на его дело, на Победу считался в России делом чернокнижников, злых колдунов и бесовских знахарей, делом "прескверным и похабным".
В воинском Уставе, изданном в 1716 году, сказано: "кто из воинов будет чернокнижник, заговорщик и богохульный чародей, то наказывать шпицрутенами и заключением в железах или сожжением (ибо сожжение есть "обычная казнь тех, кто входит в обязательство с дьяволом"). (Русский народ, его обычаи, обряды, суеверия и поэзия. Собр. М. Забылин.-М., 1880, с. 232).
Нет сомнения, что слова нынешних чернокнижников, клеветников "от науки" и политики будут сожжены на огне народной благодарной памяти. Облик великих воителей, исполинов Отечественной, останется в памяти народа, пока существует Россия.
Во время одной из встреч с читателями горячий и не пытающийся сдерживать себя писатель Карем Раш в ответ на жалобы, что наступили плохие времена, миллионы людей голодают, развалилась великая держава, в страну хлынули разврат, наркотики, бесовщина, - резко сказал: "Заслужили!" И в ответ на недоуменные вопросы разъяснил:
- Миллионы людей не легли в могилы. Не захоронены.
Пожалуй, прав писатель. Велика вина, да и беда общества, правительства и всего народа нашего, как и каждого из нас. Как же так? Что за животное безразличие? Что за равнодушие и бессилие?
В первые послевоенные годы, слегка прибирая могилы и ставя пирамидки со звездочками, делали вид, что погибших не так уж много, с конца пятидесятых после критики культа личности Сталина вся энергия уходила в разоблачение. И опять лежали, не погребенные и не оплаканные, останки верных сынов и дочерей Отечества.
Помню, как поехали под Можайск в 1964 году на субботу к знакомым пособирать грибы. Густы тогда были подмосковные леса, затягивали в свою чашу, манили грибными угодьями. Мы шли все дальше и дальше и где-то в совершенно безлюдной густоте остановились на откосе, пораженные и взволнованные. На песчаных на бугорьях торчали два вздернутых вверх ржавых пулеметных остова, возле которых белели ровно вытянувшиеся, проросшие травой скелеты. На одном лежала скособоченная и продырявленная каска, поперек второго - кусок железа, в котором угадывалась командирская ременная бляха. Кто они, эти истлевшие, бойцы? Когда пуля или осколок оставили их лежать на этом рубеже навечно? Хотели сразу засыпать землей, но потом договорились с моим другом, что он проведет с военкоматом розыск, уточнит воинскую часть, - может быть, найдут черные капсулы с фамилиями и захоронят останки. Он так и сделал.
Именно тогда, накануне 20-летия Победы, вновь всколыхнулась народная память. Удивительно, но все наши "великие советские реформаторы" не любили, а порой просто ненавидели участников Великой Отечественной войны. Не способствовали те их залихватским реформам, не рассчитанным на сбережение народной памяти, на сохранение державы и плодов Победы.
Хрущев запретил проводить парады в День Победы, до того ему было противно чувствовать на себе косые взгляды победителей Гитлера. Как рассказывал мне доктор наук Латышев, - он сам слышал, что "архитектор перестройки" в публичном выступлении в Академии общественных наук заявил - мол, пока не уйдут из жизни "консервативные" фронтовики, судьба перестройки будет под вопросом. Конечно, фронтовики, отстоявшие Родину, были и будут прямым укором и обвинением тем, кто эту Родину распродавал, расхищал, кто ею пренебрег, чтобы получить звание "лучшего немца", "примерного американца", "достойного израильтянина". Лишь связь поколений, преклонение перед подвигом старших, скорбь перед их жертвами во имя будущего могли сохранить державу.
Тридцать лет назад мы в журнале "Молодая гвардия" (я работал тогда заместителем у замечательного человека, русского патриота, тонкого литератора, бывшего фронтовика Анатолия Васильевича Никонова) напечатали обращение трех гигантов отечественной культуры П. Корина, И. Пластова, Л. Леонова "Берегите святыню нашу!" с требованием сохранить историческое наследие, память, наше героическое прошлое. Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Сергей Павлов, человек живой, энергичный, под влиянием Анатолия Васильевича Никонова все более обретал национальное самосознание (за это-то он и стал вроде бы внезапно получать удары из идеологических сфер ЦК партии. А поводов в многочисленном хозяйстве работы с молодежью было хоть отбавляй). Он вызвал нас тогда, в 1965 году, и сказал: "Можем мы сделать так, чтобы молодежь снова гордилась своими отцами? Ведь при Никите мы их заплевали. Плохо, видите, воевали".
(Будем справедливы: еще и при Сталине на пропавших без вести, а тем более попавших в плен, лежало клеймо если не предателей, то людей, не исполнивших свой долг. Надо отдать должное таким писателям, как С. С. Смирнов, И. Васильев, М. Алексеев, И. Стаднюк, которые восстановили доброе имя многих воинов, бывших в окружении).
У нас, уже предупрежденных о теме беседы, был план, опробованный в Белоруссии, в Иванове, на Украине: молодые люди искали документы и материалы о сражавшихся и погибших, о героях и тружениках войны, ухаживали за могилами, находили останки бойцов и хоронили их на кладбищах, в центре населенных пунктов.
Сергей Павлов был взволнован. Человек чуткого государственного мышления, он почувствовал, что может зародиться широкое патриотическое молодежное движение, миллионы молодых могут приобщиться к подвигу отцов. Действительно, в течение нескольких лет осуществлялся массовый поход по местам боевой славы нашего народа, руководимый штабом, в который входили видные военачальники, Герои Советского Союза, общественные деятели, комсомольцы, пионервожатые. Во главе штаба стояли в разные годы маршалы И. С. Конев, И. X. Баграмян, дважды Герой Советского Союза космонавт Г. Т. Береговой.
Поистине через сердца юных прошли судьбы, боль, героические деяния их отцов, старших братьев, были записаны рассказы живых, собраны многие документы о погибших. Найдены и захоронены останки тысяч бойцов Советской Армии.
Но и сегодня лежат в траве, кустах, песках не похороненные и не преданные земле тысячи солдат. Родные, близкие, все, кто хочет сохранить память о прошлом, ищут могилу погибшего отца, мужа, брата. В знаменитом Симоновском дневнике, с послевоенными комментариями, приведено пронзительное, полное тоски и боли письмо вдовы полковника Кипиани, о котором упомянул писатель, встретившись с ним в первый месяц войны на Западном фронте.
Вдова пишет: "...прикрывая отход наших частей, он был несколько раз ранен и умер, истекая кровью. Он не совершал геройских подвигов, не освобождал наших городов, но он защищал каждую пядь нашей земли и жизнь тысяч отступавших людей. Полк разбит. И я никого из полка не могла найти. Даже место его гибели указано не точно. Знаете, чего хочется? Найти его могилу, припасть к ней и остаться навсегда, как верный пес на могиле своего хозяина. Не могу! Не затихает боль утраты! Ненавижу немцев и буду их ненавидеть до конца".
Только в Новгородской и Ленинградской областях таких непогребенных более ста тысяч. Тысячи черных капсул медальонов, где записаны фамилии и имена бойцов, еще не подали сигнал родным и близким, которые хотели бы склонить голову у могилы отца, сына, деда. Нужно уже спешить! Время уничтожает документы и все следы, размывает прах. Любая, обладающая национальной платформой или просто гуманистической программой партия должна поставить себе задачу: сберечь память о прошлом, обнаружить останки, похоронить их достойно. Иначе не будет нам покоя и счастья.
В конце 1964 года с группой молодых артистов мы объезжали небольшие шведские городки на севере страны. Аудитории были небольшие, но благодарные. Гастролировали мы по приглашению бедных шведских комсомольцев, которые едва могли рассчитаться за аренду помещений. Впрочем, в то время никто и не рассчитывал на оплату, съездили за границу, и то хорошо.
В один из дней, когда делегация была в заполярном шведском шахтерском городке Кируна, мы почувствовали вокруг себя отчуждение, усиленный наряд полиции был выставлен около небольшой гостиницы. Запахло опасностью. В чем дело? Пришел встревоженный сопровождающий: "Убит президент Кеннеди. Убит агентом КГБ Освальдом..." Казалось, никто не решится пригласить этих русских на встречу. Но нет, шахтерский клуб переполнен, приветствуют певицу Иру Подошьян, гитариста Михаила Мухина, солиста из Бурятии Кима Базасардаева. Играет наш оркестр, шахтеры танцуют, подпевают "Катюшу", потом "сбрасываются" и угощают нас пивом. В Швеции что-то вроде "сухого" закона, но пива сколько угодно. Пиво с градусом, и все постепенно веселеют, раскачиваются за столом и поют шведские песни.
Председатель местного профсоюза, крепкий моложавый здоровяк, вдруг говорит нам: "А спойте вы свою самую лучшую, самую заветную песню". Мы переглянулись. "Ну ту, которую поете в самой большой радости". Спели одну, другую... не то. Третью... не та. О чем песня-то? О Москве... Напел что-то еле уловимое. - Постойте, постойте... Это же "Москва майская"... "Утро красит нежным светом стены древнего Кремля..." Почему же любимая? "Знаете, во время войны я был в норвежском городе Киркинесе и туда вошла Красная Армия. Она освободила ваших пленных, и когда их увозили, то шли истощенные и оборванные, и пели: "Москва, ты самая любимая".
Так и представилось, как соотечественники, идущие на подогнанную для их перевозки баржу, в полосатых робах, оборванные и заросшие, поддерживая один другого, на костылях, с палками, вступая на трап, ведущий, возможно, некоторых из них в новые лагеря, затягивали довоенную светлую песню:
Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля.
Просыпается с рассветом
Вся советская земля.
И, спускаясь в трюм, громко допевали:
Москва моя, страна моя,
Ты самая любимая!
Многих из них ждали жесткие допросы, новые лагеря или дорога на фронт, но страна для них была самая любимая.
9 мая 1945 г. в селе.
Еще 8 мая все ожидали сообщения. В школе за низкими партами не сиделось, все оглядывались на дверь и ожидали, когда во всю мощь включат приглушаемый на время уроков репродуктор. Вдруг раздался какой-то истошный крик, и все вскочили, затискались к дверям по узкому проходу. Федя Сулима не выдержал, залез на парту и побежал по крышкам, оставляя пыльные следы от сапог. Старая наша химичка, увидев такое кощунство, с возмущением воскликнула: "Тю-ю! Та ты шо?" Но и сама поспешила к выходу, естественно, не по партам. В коридоре как-то смущенно уговаривали всех вернуться в класс директор и пионервожатый. Сказать им еще было нечего. Мир где-то уже наступил, но советское правительство еще об этом не заявило. Пришлось возвратиться в класс, уроки, конечно, были сорваны. Ночь прошла неспокойно. Но утром все, кто жил в этом большом украинском селе Комышня, стали собираться на базарной площади. Районное начальство уже знало о капитуляции. На узле связи записали сообщение, передали телефонограмму в райком, чтобы ждали выступления Сталина.
На трибуну - два грузовика с открытыми бортами - взошли, вернее, залезли, кто-то из районного руководства, несколько женщин, безрукий военный, другой - опиравшийся на палку. На площади собрались все, кто мог хоть чуть-чуть двигаться. Старики, женщины, дети, инвалиды окружили грузовики. После речи секретаря райкома и слов военкома вышел какой-то инвалид и на смеси русского и украинского поздравил всех с "перемогой". "Мы, руськи, - продолжал он, - от Волги до Берлину дошли и перемогли. И я, хоть без ноги, но считаю, тоже дошел". Никто и не сомневался, что этот украинец прав, причислив себя к "руським". Долго аплодировали. Втащили на машину нас, пионеров. Мы спели "Священную войну", "На позицию девушка", "Синенький скромный платочек". Женщины плакали, инвалиды задумались. А бодрый пионерский голос внес идеологические уточнения. Звучало:
Крепни, советская наша держава!
Радуйся, вольной земли человек!
Ленину слава! Сталину слава!
Партии слава вовек!
Стоящий перед нами дед кивал головой согласно знакам восклицания. Ему-то, судя по заплатам на одежде и бороздам на лице, не было больших оснований славить Ленина и Сталина, да и партию тоже. Но он сегодня был согласен со всеми! Сегодня был день Победы. Наверное, и он благодарил вождей и солдат за эту победу. Ибо они выиграли эту войну... А вы?
|
|
|
|
| |
|
|